Сайгон покосился на Лектора. Тот едва заметно пожал плечами — мол, такие дела, босс, ничего личного.
— В глаза мне смотри!!!
Но прежде чем подчиниться, Сайгон взглянул на Гильзу. Та стояла бледнее бледного. Она не отрывала взгляда от Фиделя. Будто привидение увидела, подумал Сайгон. С мотором, в меру упитанное и в расцвете сил.
— Босс, это и есть тот самый белый человек.
Слова нигерийца кипятком ошпарили сердце Сайгона.
Он подчинился приказу Фиделя. Множество мелких морщинок окружали голубые очи команданте. Над правой бровью темнела маленькая родинка, а щёку рассекал заметный шрам. Ямочка на подбородке. У Сайгона такая же. Борода росла неравномерно, по-азиатски. И у Сайгона…
— Я… — начал Сайгон, и тут же слёзы хлынули из него африканским водопадом Виктория.
Он рыдал, как мальчишка, и не мог сдержаться. Волновался неимоверно, но всё же смог сказать:
— Я твой сын. Меня зовут Сергей Ким. Я — твой сын! Моя мать…
Он говорил и говорил. Он рассказал высокому мужчине о том, как жил все эти годы, как организовал своё дело, женился на Светке и у них родился сын Андрюшка, а потом ему, Сайгону, каждую ночь начал сниться отец… Он, простой фермер-зверовод со Святошина, мечтал найти своего отца. Мечтал!..
— И я нашёл тебя, отец! Я нашёл тебя!
Пока Сайгон говорил, ствол пистолета касался его лба. Как только он замолчал, Фидель убрал оружие.
— Отпустите его.
Сайгон встал с коленей. Сунул руку в карман. И видел, как напряглась команда Фиделя, пальцы коснулись спусковых крючков.
Сайгон медленно протянул Фиделю губную гармошку:
— Это твоё, отец. Боб Дилан, помнишь? Ты играл блюзы, а я танцевал, помнишь?
Судорога исказила лицо Фиделя.
— Иди ко мне, сын. — Он раскрыл объятия.
Улыбаясь и утирая слёзы, Сайгон шагнул к отцу и…
…схлопотав удар в подбородок, оказался на полу.
— Что это за цирк, а?! Что за бред несёт этот ублюдок?! — Фидель приблизился к Лектору. — Какой ещё на хрен сын?! Он что, наркоман?!
— Я не знаю. Он просил отвести его к большому белому человеку, у которого я взял…
— Я знаю, ниггер, что за вещь ты у меня взял. Это очень дорогая вещь. И теперь ты мне должен.
Лектор медленно кивнул, соглашаясь с Фиделем. А что ему оставалось делать, если в диспуте против его цепи аргументами выступали сразу четыре ствола?
Сайгон попытался встать, но в глазах у него потемнело, голова закружилась. «Были бы мозги, было бы сотрясение», — вспомнил он старую шутку.
— Ну ты даёшь, Фидель. А я уже поверил, что это чмо — твой отпрыск. — Говорил мужчина одних лет с команданте: хорошо за полтинник. Одет он был в просторную полосатую куртку с бахромой на рукавах. Камуфляжные штаны сплошь истыканы булавками и значками. Но главное — его причёска: десятки косиц-дредов выдавали в нём растамана со стажем, прожжённого любителя чудо-травы.
— Ты меня пугаешь, Че, — в тон растаману ответил Фидель и повернулся к телу, распростёртому на полу. — Эй, вставай уже, хватит валяться. Если ты не понял, то намекну: я пошутил. Я не знаю, кто ты такой. Ты вовсе не мой сын. Ошибочка вышла.
Сайгон приподнялся на локтях:
— Как тебя зовут?
— Ты же слышал — Фидель.
— Это не имя, это собачья кличка! Как тебя зовут?!
Команда Фиделя нервно зашевелилась, кто-то предложил накормить ублюдка собственным языком. Фидель поднял руку, все сразу замолчали.
— Ты не понял, малыш. Моё имя — Фидель. Всё остальное в прошлом, в старом мире. А старый мир со всеми его небоскрёбами, кредитами, воинскими обязанностями и продажными чиновниками мёртв. Мы переживали насчёт озоновых дыр и лесов Амазонки, боялись за китов и панд? Всё! Можно не беспокоиться. Разве это не замечательно, малыш? Старый вонючий мир мёртв!.. Давно уже друзья называют меня Фиделем. А ты хочешь меня так называть?
Сайгон кивнул.
— Вот и славно. Чую, мы поладим. — Он убрал пистолет в кобуру и ткнул пальцем в грудь растамана: — Че, тебе придётся извиниться перед малышом. Ты назвал его…
— Чмо, — кивнул растаман. — Я беру свои слова назад.
— Малышу Сайгону нехорошо. Сделай ему лекарство.
Пока растаман колдовал над спиртовкой и кружкой, в которую засыпал мелко нарезанную траву, напоминающую лепестки чая, Сайгон собирался с мыслями. Это у него слабо получалось. Как же так, а? Столько прошёл и пережил, чтобы встретить отца, а выяснилось, что хозяин губной гармошки — чужой человек? Это несправедливо! Быть такого не может! Столько совпадений — буква «А» на боку, подпись Боба Дилана…
Сайгон готов был разрыдаться вновь, но уже не от счастья, а от огорчения. Не пристало взрослому мужику нюни распускать, но слишком уж велико было разочарование. Ему словно перебили позвоночник — не было сил двигаться дальше, не хотелось вставать… И дышалось через силу. Всё, чем он жил последние годы, в мгновение обратилось радиоактивным пеплом.
«Врёшь, Сайгон, не всё!» — мысленно прикрикнул он на себя.
Светка. Грациозные движения, тонкая талия, стон наслаждения…
Андрюшка. Надежда. Гордость. Смышлёный взгляд.
Твоё дело, ферма, зверьё, которое ластится, когда ты сыплешь нарубленную морковь.
И даже родная станция Святошин, с Кашкой, Болтом и Митькой Компасом.
Какой пепел?! О чём ты говоришь, Серёжа?
И даже губная гармошка — точно инструмент отца. Не бывает таких совпадений, чтобы и буква, и подпись, и вообще. Другое дело, откуда она взялась у Фиделя. Быть может, он украл её точно так же, как это сделал Лектор? Тогда, Серёженька, всё только начинается и надо выяснить у команданте, где и при каких обстоятельствах он раздобыл редкий музыкальный инструмент…
Че протянул Сайгону белую эмалированную кружку с закопченными боками. Сайгон взял её и, обжёгшись, тут же поставил на пол. Хорошо хоть, не на себя перевернул. Удивительно, как это Че смог удержать её пальцами.
— Что, тяжёлая? — хохотнул растаман. — Пей. Это лекарство. Вмиг тебя на ноги поставит.
* * *
У пойла был неприятный запах, но на вкус Сайгон пожаловаться не мог. После двух глотков голова перестала болеть, после трёх он почувствовал, что абсолютно здоров, будто и не душили его вовсе, не били по рёбрам и не тыкали в него багром и пистолетом. Лёгкость. Бодрость. Сила. И даже разочарование куда-то исчезло, уступив место прекрасному настроению.
— Э, нет. Хватит. С лекарством шутить не стоит. — Че отобрал у Сайгона кружку.
Сайгон сперва разозлился на растамана, а потом сообразил, что лекарство это — наверняка какая-то наркота, и лучше бы им не злоупотреблять. А то и вообще два пальца в рот… Но это уже лишнее, ладно.