— Привал. Мы примем бой, — скомандовал Фидель.
Это было последнее, что услышал Сайгон.
Затем — тишина.
Тишина.
Всё завалено снегом. Но главное — тишина.
Разве так бывает на поверхности?
Сквозь прорехи в чёрных облаках пробивается солнце. На снегу — он здесь почему-то розовый — следы огромных когтистых лап. Одним таким коготком человека запросто можно нанизать. Как на вертел, да. Немного углей, обжарить — и готов шашлычок. Но это ерунда, подумаешь когти. Точно, твари, оставившие следы, безопасны для людей. А вот снег… Почему он розовый? И ладно бы чёрный от копоти или серый, пусть забрызганный кровью и потому красный. Или даже цвета довоенной майской травы, если какое-то растение-мутант решило вдруг сбросить вечнозелёную крону или развеять вызревшие споры. Но розовый?!
Ни лоскута на теле. Ни шнурка на ногах. Девственная нагота.
Только так и можно входить в новый мир, отвергший людей.
Хочешь, чтобы мир этот принял тебя, изгоя, — оставляй на розовом снегу отпечатки босых ног, а не протектор ботинка на искусственном меху.
Холодно, да? Губы посинели небось? Пяток не чувствуешь?
Есть такое дело. Но если вера твоя сильна, если решился ты окончательно — тело покорится, научится принимать температуру как должное. Вот только розовый снег…
В ладони — пальцы болят от напряжения — счётчик Гейгера. Как бы не сломать — кости или чёрный пластик. Пусть бы и снег чёрный, но… Пусть. Главное, радиация в норме. Это же отлично! Об этом даже мечтать было смешно, чтобы радиация была в норме. Никто не надеялся даже. Но ведь есть! Да!!!
Счастье.
Так это называется.
Безграничное счастье. Его столько в груди, так распирает, что можно швырять горстями. Оно такое горячее, что растопит снег, оно…
Сзади. Послышалось, или…
ЧТО ЭТО?!!
* * *
Сайгон с криком проснулся. Из носа текло. Внизу живота давило до рези. Да что же это?!
Вдруг вспомнилась песенка из далёкого детства:
Черные сказки про розовый снег,
Розовый снег даже во сне.
А ночью по лесу идёт сатана
И собирает свежие души… [44]
Кто пришел по его, Сайгонову, никчемную душу?!
Умом он уже сообразил, что это был лишь кошмар. Но унять дрожь всё ещё не получалось. Его колотило так, будто каждая кость, каждый сустав получили возможность совершать колебательные движения — и тотчас ею воспользовались. Подбородок трясся. Слюна повисла на щетине, вот-вот упадёт на грудь. Да что же это такое, а?!
Кошмар, да? Всего лишь? А вот и нет. Сайгон уверен, что это был не просто сон — это грёзы одного из спасателей. Вот только кого? И что означает увиденное? И почему, сатана забери, до сих пор так страшно?..
— Проснулся?
— Да. — Фермер, шатаясь, отошёл в сторону, расстегнул штаны.
— Чего кричал-то? — не унимался Че. Прямо «Хочу всё знать» какое-то, а не растаман.
— Врагов приманивал. А то скучно как-то уже становится, — скривился Сайгон.
— А-а. Тогда зря. Фидель завалил галдовника. Этот казачок Мышку ранил. Не смертельно, но убедительно… А Фидель ему голову подчистую снёс. Хороший у него ствол, себе такой же хочу…
— Где?
— Метров полета, вон там. Но смысла идти нет, пацюки уже наведались, сам понимаешь. Ты на отдыхе уже часов десять. А Лектор с Гильзой и того больше. Чую, не спасём мы их, только зря нянчимся.
Фидель и Мышка спали. Причём один из них положил пистолет себе на грудь, а второй вытянул вдоль тела руки с револьверами. На голове у Мышки вместо шляпы была пропитанная алым повязка.
— Вот так просто…
— О чём ты?
— Так просто Фидель завалил галдовника. Даже не верится.
— А что, надо было сложно? Не так страшен чёрт, как его малюют. Народная мудрость.
Сайгон вспомнил байки, которые рассказывали о воинах-колдунах. Мол, посвященный галдовник может на стене дверь нарисовать, а потом в неё войти и оказаться на другой станции. Бред же вроде, а? Ничего, поживешь в киевском метро, и не в такое верить начнешь…
— Скажи, — произнес он, — а через сколько времени яд гарпий из крови уходит? Когда наши оклемаются?
Растаман глянул на Лектора и Гильзу, бездыханных и беспомощных.
— А ни через сколько, — пожал плечами он. — Если ничего не сделать с ними, так и подохнут.
— Какого?.. Так что мы тут развалились?! Подъем! Я сказал, подъем!!!
* * *
Вроде почти те же пилоны, и в торце центрального зала тоже что-то изображено… А всё-таки от Политехнического института Университет отличался разительно. Казалось бы, названия у станций похожи — и там и там ВУЗы, ан нет, не тут-то было. Начать хоть с того, что никаких лозунгов на стенах нет и националисты отсутствуют как класс. Да любой казак лопнул бы от возмущения, обнаружив встроенные в пилоны бюсты Пушкина и Ломоносова!
Впрочем, и тут народу с придурью тоже хватало.
Да вот один, к примеру. Кланяется, лопочет:
— Прошу вас! Очень рад! Бесконечно рад! Уже и не думал с вами свидеться, но судьба преподнесла такой подарок! Я просто счастлив!
И так далее, и в том же духе. Викентий Бенедиктович — на иные обращения парнишка не откликался — столь слащаво улыбался, что Сайгон сразу заподозрил недоброе. Слишком много радости, пацюки куда скромнее ластятся к ногам хозяев на Вокзальной. А если учесть, что у Викентия Бенедиктовича по всем признакам астма — он не разговаривает, а задыхается, каждое слово через силу, — то… Неужели и на деле так рад?
— Чем богаты. Чувствуйте себя. Прошу! — Он проводил спасателей к своей палатке. — А мне нужно отлучиться — дела-с, не обессудьте. Чувствуйте, да-с, как дома. Моё — ваше! И знаете, такая радость, дела-то в гору пошли! Вы ведь за процентом прибыли? Я уж вам к завтрашнему дню и отчет, и дивиденды!
И, низко раскланявшись, отбыл.
Университет даже в мясном снабжении отличался от прочих станций. Обычно — всегда! — Сайгон продавал франшизы, то есть вручал покупателям за весьма солидную плату клетки с разнополыми животными. При этом покупатель гарантировал, что будет торговать мясом под маркой «Ким и сын», раз в квартал передавая на Святошин скромные отчисления за использование этой самой торговой марки, а если Сайгон и сын надумают посетить станцию, где действует франшиза, им будет оказан приличествующий приём: вода, самогон, ночлег, пища, девки…