– С вами все в порядке? – спросил я. – Может, вам помочь?
– Ага, купи мне «злюку».
Я вернулся со «злюкой» и сел. Она сняла ноги со стула. Я присел рядом в кабинке. Она закурила и прижалась ко мне бедром. Я тоже зажег сигарету.
– Меня зовут Хэнк, – представился я.
– Я Элси, – ответила она.
Я прижался к ней ногой, медленно подвигал ею вверх и вниз.
– Я поставляю водопроводные принадлежности, – сказал я.
Элси промолчала.
– Этот сукин сын меня бросил, – наконец произнесла она, – и я его ненавижу, боже ты мой. Если б ты знал, как я его ненавижу!
– Так бывает почти с каждым от шести до восьми раз.
– Вероятно, но мне от этого не легче. Я просто хочу его убить.
– Особо не бери в голову.
Я протянул под столом руку и сжал ей колено. У меня стоял так, что больно. Я был чертовски близок к оргазму.
– Пятьдесят долларов, – сказала Элси.
– За что?
– По-любому, как захочешь.
– Ты что, в аэропорту работаешь?
– Ага, печенье герлскаутское продаю.
– Извини, я подумал, с тобой что-то стряслось. Мне маму через пять минут встречать.
Я встал и отошел. Шлюха! Когда я оглянулся, Элси снова задрала ноги на стул, показывая больше, чем раньше. Я чуть было не вернулся. Черт бы тебя побрал в любом случае, Таня.
Танин самолет подлетел, приземлился и не разбился. Я стоял и ждал чуть позади столпотворения встречавших. Какой она окажется? Я не хотел думать о том, каким окажусь я. Пошли первые пассажиры – я ждал.
О, посмотрите на эту! Если б только она была Таней!
Или эта. Боже мой! Какая ляжка. В желтом, улыбается.
Или вон та… В моей кухне, моет посуду.
Или та… орет на меня, одна грудь вывалилась.
В этом самолете и впрямь было несколько настоящих женщин.
Я почувствовал, как кто-то похлопал меня сзади по спине. Я обернулся – за мной стояло крохотное дитя. Выглядела на 18, длинная тонкая шейка, немного округлые плечики, длинный нос, но грудки – да, и ножки тоже, и попка – да.
– Это я, – сказала она. Я поцеловал ее в щеку.
– Багаж есть?
– Да.
– Пошли в бар. Ненавижу ждать багажа.
– Ладно.
– Вы такая маленькая…
– Девяносто фунтов.
– Господи… – Я раскрою ее надвое. Будет похоже на изнасилование малолетней.
Мы вошли в бар и сели в кабинку. Официантка попросила Танины документы. У той они были наготове.
– Выглядите на восемнадцать, – сказала официантка.
– Я знаю, – ответила Таня своим высоким голоском Бетти Буп. – Мне виски с лимонным соком.
– Дайте мне коньяку, – сказал официантке я. Через две кабинки от нас квартеронка по-прежнему сидела, задрав платье на жопу. Трусики у нее были розовые. Она смотрела на меня, не отрываясь. Официантка принесла напитки. Мы начали их не спеша попивать. Я увидел, как мулатка встала. Покачиваясь, подплыла к нашей будке. Оперлась обеими руками на стол и нагнулась. От нее несло пойлом. Она посмотрела на меня.
– Так это – твоя мать, а, уебище поганое?
– Мама приехать не смогла. Элси перевела взгляд на Таню:
– Ты сколько берешь, дорогуша?
– Отъебись, – сказала Таня.
– Отсасываешь хорошо?
– Продолжай в том же духе. Тогда из желтой станешь синей в подпалинах.
– И чем ты это сделаешь? Мешочком с дробью?
Элси отошла, покачав нам своей кормой. Она едва доползла до кабинки и опять вытянула эти свои достославные ноги. Ну почему я не могу обеих сразу? У короля Монгута было 9000 жен. Подумать только: 365 дней в году разделить на 9000. Никаких ссор. Никаких менструальных периодов. Никакой психической перегрузки. Лишь пир, и пир, и пир один. Должно быть, королю Монгуту было очень трудно умирать – или же очень легко. Среднего не бывает.
– Кто это? – спросила Таня.
– Это Элси.
– Ты ее знаешь?
– Она пыталась меня снять. Хочет пятьдесят долларов, чтобы взять за щеку.
– Она меня вывела… Я знала много гроидов, но…
– Что такое гроид?
– Гроид – это черномазый.
– А-а.
– Что, никогда не слышал?
– Ни разу.
– Так вот, а я знала много гроидов.
– Ладно.
– Хотя у нее великолепные ноги. Она чуть было женя не распалила.
– Таня, ноги – это лишь часть.
– Какая часть?
– Большая.
– Пошли багаж забирать…
Когда мы уходили, Элси заверещала нам вслед:
– До свиданья, мать!
Я так и не понял, к кому из нас она обращалась.
Приехав ко мне, мы уселись на тахте и начали пить.
– Ты несчастен оттого, что я приехала? – спросила Таня.
– С тобой я не несчастен…
– У тебя была подружка. Ты мне писал. Вы до сих пор вместе?
– Не знаю.
– Хочешь, чтобы я уехала?
– Вряд ли.
– Слушай, я считаю, что ты – великий писатель. Ты – один из немногих писателей, кого я еще могу читать.
– Да? А остальные мерзавцы кто?
– Сейчас ни одно имя в голову не лезет.
Я наклонился и поцеловал ее. Ее рот был открыт и влажен. Она сдалась легко. Ну и штучка. Девяносто фунтов. Как слон и церковная мышка.
Таня встала вместе со своим стаканом, поддернула юбку и села мне на колени верхом, лицом ко мне. Трусиков она не носила. Она начала тереться своей пиздой о мою восставшую плоть. Мы хватали друг друга, мы целовались, а она продолжала тереться. Очень эффективно. Извивайся, змееныш!
Затем Таня расстегнула на мне штаны. Взяла мой хуй и втолкнула себе в пизду. Начала скакать. Она это умела, всеми своими 90 фунтами. Я едва мыслил. Производил слабые, полуодушевленные движения, время от времени встречая ее. Иногда мы целовались. Отвратительно: меня насиловал ребенок. Она всем заправляла. Загнала меня в угол, в капкан. Безумие. Одна плоть, никакой любви. Мы пропитывали воздух вонью чистого секса. Дитя мое, дитя мое. Как может твое крохотное тельце все это вытворять? Кто изобрел женщину? С какой конечной целью? Прими же этот столп! И мы ведь совершенно незнакомы! Будто ебешь собственное говно.