– Нас интересует отрезок времени с двух до трех ночи, – уточнила Катрин.
Старушка не растерялась.
– До двух часов эти демонята болтались по дому. Потом сделали вид, что уснули.
– Сделали вид? – насторожился Жулье.
– Уснули, не волнуйтесь, – отмахнулся Анри. – Не слушайте эту глупую Антуанетту. Ирен для нее – девочка-разруха, а я – сплошная пустота и убыток. Не любит она ни меня, ни Ирен, ни… – молодой бездельник повернул голову, воззрившись на изваяние горничной.
– Ни меня, – скрипуче рассмеялся старик. – В этом нет ничего неестественного. Наша добрая Антуанетта так мало видела в жизни хорошего…
– Перестань, Луи, – строго сказала старуха. – Инспектор, надеюсь, вы не станете выяснять, где мы с Луи были прошлой ночью?
– Не станем, – улыбнулся инспектор. – Для граждан преклонного возраста мы сделаем исключение. Николь, если не ошибаюсь? – Он так резко повернулся к двери, что горничная чуть не сбежала.
– Да, месье…
– Слушаю вас.
– Ерунда какая-то, – выдавила из себя горничная. – Разумеется, я спала в своей комнате.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Горничная покраснела.
– Нет. А зачем?
– Действительно, – отмахнулся инспектор. – Блажь какая-то. И с господином Винье вы знакомы не были?
– А кто это?
Анри не выдержал, рассмеялся. Ирен облизнулась и с интересом уставилась на горничную. Старик Луи нетерпеливо кашлянул.
– Сейчас пойдем, – сказал инспектор. – Уточним лишь некоторые формальные моменты. Месье Фортиньяк – отставной генерал – поселился в поместье, принадлежавшем его супруге, пятнадцать лет назад, после выхода в отставку. Супруга скончалась через год – банальный несчастный случай на воде. Характер месье Фортиньяка – неровный, раздражительный, вспыльчивый. Особой лаской отношения супругов не отличались. В день, когда произошел несчастный случай на воде, в поместье гостила наша милейшая Антуанетта – сестра невинно потерпевшей. После похорон она уехала к себе домой в Лилль. Через три месяца вернулась и прочно осела в Бруа. Любезный месье Луи, отличающийся вспыльчивостью, ксенофобией и социопатией, почему-то не возражал. Не возражает и по сей день.
– К чему это вы клоните, инспектор? – начал багроветь старик.
Антуанетта не изменилась в лице. Анджею даже показалось, что она упрятала в складках морщинистой кожи улыбку.
– Как к чему? – удивился Шовиньи. – Излагаю сухие факты. Уличите меня во лжи, я вас внимательно слушаю. Молодой Анри Жюбер, ваш добрейший племянник, имеет своеобразные представления о жизни. Проживал с отцом в городе Лионе, с трудом окончил школу. Папочка, тогда еще небедный торговец подержанными автомобилями, запихнул сына в престижный математический колледж. Целый год Анри изучал математическую логику. Бросил. Решил изучать женскую. Проматывая папины деньги, вел легкомысленный образ жизни. В итоге папочка поместил Анри в престижный химико-технологический колледж. Попытка номер два тоже провалилась. Что вы узнали за год ученья, Анри? Что таблица Менделеева впервые привиделась ему во сне? Потом папочка разорился, образование стало дорого, и вы решили попробовать невежество. Оказалось увлекательно. Но деньги быстро кончились, квартиру отца прибрали за долги. Вы вспомнили про двоюродного дедушку, проживающего в суровом северном краю, придумали, как подмазаться…
Анри Жюбер не успел взметнуться в справедливом негодовании.
– Первая попытка заполучить свой угол у вас не удалась, – вступила Катрин Дюссон. – Бравый генерал не любит льстивых бездельников. Вы прожили в Бруа месяц, укатили в свой Лион, вскоре вернулись с очаровательной девушкой по имени Ирен Маклассар…
Хорошо, что Ирен уже прожевала свой тортик. Иначе бы она поперхнулась.
– Девушка произвела на Луи благоприятное впечатление. Он разрешил молодым пожить в своем замке. Что они и делают, особенно не наглея. В чем причина такого расположения, Ирен?
Блондинка сглотнула, как-то беспомощно посмотрела на старика. Луи Фортиньяк, как ни странно, молчал.
– Что мы знаем об этой миловидной девушке? – вступил в обличительную беседу сержант Жулье. – Двадцать шесть лет, имеет диплом Лионского гуманитарного университета. Специальность «Живопись мастеров Позднего Возрождения стран Северной Европы».
Анджей тоже чуть не поперхнулся.
– Ирен работала экспертом в архиве Лионского музея. На данный момент уволилась. Средства к существованию не установлены. На человека на грани голодной смерти не похожа. Странно, что у месье Фортиньяка имеются общие интересы с мадемуазель Маклассар. Отставной генерал танковых войск и эксперт по Позднему Возрождению… Интимный интерес, я думаю, тоже исключаются…
– Послушайте, – вставила Ирен, – всем известно, что в полиции работают бестактные и безответственные люди, но, может, вы все-таки будете выбирать слова?
– Ну почему же, очень интересно, куда их заведут эти измышления, – старик скрестил на груди руки и презрительно стал разглядывать гостей, в том числе Анджея, которого никто не представил соседом.
– Прошу прощения, – улыбнулся Жулье, получив от шефа молчаливый карт-бланш. – Мы очень рады, что в поместье Бруа царят мир и согласие. В чем немалая заслуга того, кто содержит его в чистоте и порядке. – Взоры всех присутствующих повернулись к двери, и горничная от такого обилия внимания стала потихоньку облезать. – Николь Пуатье, двадцать четыре года, уроженка маленького бургундского городка, выросла в набожной католической семье. Очень скромное и законопослушное дитя. Сорвалась всего дважды. В возрасте семнадцати лет была задержана полицией за то, что приставала к водителям большегрузных автомобилей, навязывая им свои сексуальные услуги. И в девятнадцать – когда совместно с тремя молодыми людьми была задержана за грабеж супермаркета. К сожалению, благодаря стараниям адвоката одного из задержанных…
– Послушайте, как вам не стыдно?.. – пролепетала девушка. – Мое прошлое осталось в другой жизни. Я никогда его не скрывала. Если вам доставляет удовольствие копаться в старых человеческих ошибках…
– Действительно, Арман, – укоризненно посмотрела на коллегу Катрин. – Ты перебарщиваешь. В чем ее ошибка на нынешнем этапе жизни?
– Я думаю, в ДНК, – ухмыльнулся сержант.
На этом дружественный визит к соседям с треском подошел к концу…День закончился оглушительной тишиной. Полиция убралась, прислуга попряталась. Он сунул в карман штоф аквавита, поднялся в башню. Камера смартфона последней модели давала шестнадцатикратное увеличение. Качество терялось, но его намерения не отличались взыскательностью. Он снял, как Доминик Фанкон с супругой, гремя цепями Гименея, что-то раздраженно выговаривают друг другу. Диану Ормель, которая куталась в длинные рукава свитера и задумчиво созерцала голые клумбы. Запечатлел Анри Жюбера, бездумно избивающего ракеткой теннисные мячики, горничную Пуатье, трясущую половики. Оставил в памяти камеры Ирен Маклассар, мечущуюся между двумя машинами и что-то шипящую в телефон. Спустился в комнату, распечатал аквавит, плеснул в бокал. Валялся, прокручивая в памяти странное поведение полицейских. Вынул из-под матраса семь картин Клода Шандемо, разложил их на полу, стал прохаживаться, прося подсказку у интуиции. Пейзажи явно ни при чем. Он отнес на кровать две картины. Осталось пять. Воловья упряжка; песчаная буря, догоняющая караван; гулянка в трактире с автопортретом художника в красно-белом кашне; тот же художник за работой в окружении подручных инструментов и аксессуаров; портал католического храма, напыщенный кюре, изможденный преступник в цепях…
Оставлять картины в комнате было неразумно. Отправлять в галерею не хотелось. Он сложил их в стопку, обернул пленкой. Оставил на полу, вышел в коридор, заперся. Через несколько минут, найдя укромный уголок в одном из пустующих помещений, вернулся за картинами, спрятал, застыл, напрягая слух…