– А в чем меня можно обвинить? – Он открыто смотрел ей в глаза.
– Ни в чем, месье, – она смутилась. – Конечно, ни в чем. Должна вам сказать, что за время вашего отсутствия никто посторонний не пытался проникнуть в галерею. Сигнализация в порядке. Садитесь, месье, я отвезу вас в поместье. – Она оторвала от него взгляд и отыскала глазами убегающего Фредерика Лежа. Тот сел в машину и отчаянно сигналил какому-то пикапу, перегородившему выезд с парковки. – Странно, месье. Я наблюдала, как вы разговаривали с месье Лежа. Он сильно испугался.
Анджей отворил дверцу.
– Я просто подыграл его чувству патриотизма, сказав, что французская тюрьма комфортнее польской.
– О, вы сидели в польской тюрьме? – сделала круглые глаза Селин и стала в это мгновение удивительно привлекательной и сексуальной.
– Так, одну ночку. А что, Селин, не имею права? – Он внимательно следил за ее реакцией.
– Имеете, месье, – подумав, она очень эротично тряхнула помпоном. – Любой порядочный человек имеет право сидеть в тюрьме.
Но что-то с женщиной было не так. Она вела себя сдержанно. Косилась на Анджея и кусала губы. Ей хотелось что-то сказать, но она не решалась. Он тоже не спешил связываться с плохими новостями. Кивнул охраннику, открывшему ворота (тот старательно отвел взгляд), поблагодарил Селин, отправился на второй этаж приводить себя в порядок. Лежал на диване, созерцая пыльный потолок. Суточное пребывание в застенках породило аллергию на неподвижный образ жизни. «На волю», – решил он.
Селин Шаветт перехватила его в холле. Она была строга, собрана, официальна, в глубине глаз залегла грустинка.
– Извините, месье, – сказала она тихо, – ничего личного, я очень хорошо к вам отношусь… вы мне действительно симпатичны, – она сдержанно улыбнулась, – невзирая на то, что вы сидели в польской тюрьме.
– В участке, – поправил Анджей. – Драка в студенческие годы. Даже ударить никого не успел.
Она вздохнула, опустила глаза в пол.
– Мне грустно об этом сообщать, но руководство фирмы «Голиаф», несмотря на все мои старания, решило аннулировать договоренности по обеспечению охраны вашей галереи. Оно разрывает контракт.
– Вот как, – невесело улыбнулся Анджей. Селин подняла на него скорбящий лик.
– Господин Серж Лаплат понимает, что ваше задержание – всего лишь недоразумение, но он печется о своем реноме, а вкупе со страшными событиями, связанными с Гвадалоном, к которым агентство «Голиаф» не имеет никакого отношения… – Селин замялась. – В общем, извините, месье, вам придется обращаться в другое агентство. Можете подать в суд, и, вероятно, вам удастся стрясти с «Голиафа» неустойку, но месье Лаплат считает, что это минимальное зло…
– Не смущайтесь, Селин, я все понимаю, – успокоил девушку Анджей. – На наши с вами приветливые отношения это никоим образом не повлияет. В городе существует другое охранное агентство?
– Да, месье, оно называется «Бастион». Его сотрудники осуществляют охрану муниципалитета, центрального торгового центра, нескольких предприятий…
– Спасибо. В предстоящую ночь ваши парни еще работают?
– Боюсь, нет, месье. Получен приказ к девяти вечера собрать оборудование, погрузить его в машину и оставить место несения службы. Вы вправе жаловаться, месье… Вы уходите, месье?
– Шопингом хочу заняться, – он улыбнулся из последних сил. Выходя из замка, оглянулся. Селин Шаветт мялась посреди холла, смотрела ему вслед…
Он стоял в окружении угрюмых скал, наблюдал, как под ногами беснуется заключенный в каменный желоб Неж. Несколько дней назад на этом участке рыбачил Пьер Вассаль. В темной воде мелькали рыбьи хребты. Крупная стая форели медленно шла поперек течения. Он спустился на площадку, чтобы поучаствовать в жизни природы. Кто-то кашлянул. Он поднял голову. На дороге стояла закутанная в плащ Ирен Маклассар. Вязаная шапочка, лицо без косметики, на руках ажурные перчатки.
– Здравствуйте, месье, – она подошла поближе.
– Здравствуйте, – он с сожалением оторвался от реки и поднялся на дорогу. – Как поживаете, Ирен? Вы туда или оттуда?
– Туда, – она задумалась. – Или оттуда.
Оба невесело рассмеялись.
– Вы не держите на меня зла? – спросил он. – Мы так бесцеремонно к вам вторглись.
– Я заметила. – Он обнаружил, что без косметики женщина неплохо смотрится. Не беда, что блондинка. – Хотела вам предложить, месье… – Она замялась, он заметил, что она тоже глубоко опечалена. – Мы оба повели себя некрасиво. У вас, наверное, был повод бесцеремонно вторгнуться. Предлагаю аннулировать набранные баллы и забыть о распрях. Да, мы проявляли интерес к поместью Гвадалон, особенно к его картинной галерее. Это было вызвано профессиональным интересом и некоторой… склонностью к авантюре. Но после того, что случилось… После смерти несчастной Антуанетты… После смерти Николь… Вас задерживала полиция, месье?
– Меня выпустили, – признался он, – не найдя оснований содержать под стражей. Скажите, Антуанетту уже похоронили?
– Да, вчера, – она умело сохраняла на лице меланхолию. – Ее похоронили на городском кладбище. А Николь продолжает находиться в морге…
«Скоро выпишут», – подумал Анджей.
– Как себя чувствует дядюшка вашего приятеля Анри?
– А вы не знаете? – она удивленно приподняла брови. – Луи Фортиньяк после похорон почувствовал резкое недомогание. Прибывшая бригада медиков диагностировала инфаркт. Сейчас он лежит в реанимации, к нему никого не пускают, говорят, что состояние предельно сложное…
– Вот как? – удивился Анджей. – Прошу меня простить, я не знал. Выходит, вы с Анри хозяйничаете в поместье?
– Выходит, так, – согласилась белокурая дама. – Если не замечать, что Анри впал в нервное расстройство и укатил к какому-то приятелю в Дюнкерк. Сказал, что должен развеяться. Мы с ним поцапались, месье. Он жалкий и ничтожный человек, почему я раньше не замечала?
«Замечала, милочка, замечала»…
– И вы сидите в поместье совсем одна? Вам не страшно?
– Ну, есть немного… – Она поежилась. – Приканчиваю содержимое бара, музицирую на фортепьяно. Вчера заперлась на все запоры и спала с мясным топориком под мышкой. Заходите, месье, если время будет, сыграете что-нибудь волнующее, – она смущенно зарделась.
– Умею только на бирже, – отшутился Анджей. – Хорошо, Ирен, спасибо, непременно зайду. Уверен, мы останемся добрыми соседями.
Она ушла по направлению к Шантуа, он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Почему он не спросил: куда ее понесло – без машины, на ночь глядя? Заниматься «шопингом» уже расхотелось. Он вернулся в замок, закопался в кладовую с продуктами, где осталось немного неиспорченной еды…
До начала сумерек он успел забраться с биноклем на башню и обозреть окрестности. Вражеский флот со стороны Дувра пока не подтянулся. В Бруа – тоскливо и заброшенно. Болталась на ветру распахнутая дверь прачечной. Бродячая собака с отвислыми ушами пролезла через ограду и копалась в старых лейках. На обратной стороне, в Гофрэ, царила умеренная активность. Серый джип Доминика Фанкона стоял на подъездной дорожке, лицом к воротам. Двигатель работал, судя по дымку из выхлопной трубы. Двери и багажник распахнуты. С крыльца спустился угрюмый Доминик в матерчатой куртке. Он волок два тяжелых чемодана. Бросил в багажник, начал утрамбовывать. Спустилась Элиза Фанкон – в коротком пальто и желтом шарфике, который обвивал голову таким образом, словно она (голова) была прострелена. Элиза несла только дамскую сумочку и презрительно смотрела в спину супругу. Доминик закрыл багажник, что-то сказал. Спустилась Диана Ормель в свитере под горло. Обняла себя за плечи. Супруги собрались рассаживаться. Но тут Элиза вспомнила, что что-то забыла, всплеснула руками и убежала в дом. Доминик Фанкон переменился в лице, обнял Диану и крепко поцеловал в губы. Она не возражала, яростно ответила на поцелуй. Они успели отпрыгнуть друг от друга – на крыльцо выскочила Элиза с коробкой и что-то рассерженно крикнула Доминику. Доминик потащился в дом. Закрылась дверь, Элиза уронила коробку, заключила Диану в крепкие женские объятия. Та опять не стала возражать. Анджей отвернулся. Досчитал до десяти. Доминик уже вытаскивал на крыльцо забытый в спешке третий чемодан. Диана и Элиза стояли на безопасном расстоянии и увлеченно разглядывали небо, которое под вечер затянули плотные облака.