«Раз – и в дамки», – мрачно подумал Анджей.
– Вы считаете, это та информация, сержант, которой надо немедленно делиться? Насколько знаю, за подобные операции в этой стране уголовно не преследуют?
– Но и не награждают, – сержант помрачнел. – У паренька по имени Дидье Фрэй были досадные разногласия с законом. Полиция Гавра сейчас пытается собрать информацию. Возможно, нароют что-нибудь интересное. Извините за беспокойство, месье, спокойной ночи. Вы уже в постели?
– Да, – буркнул Анджей. – Но не в постели упомянутой дамы, можете не хихикать. В любом случае спасибо за информацию. Она не повредит.
– Это полиция? – настороженно спросил Вассаль, когда он расстался с телефоном.
– Пьяная полиция, – уточнил Анджей. – Все в порядке, месье Вассаль. Можете открывать свой Сезам…Что-то не нравилось ему в поведении Вассаля. Здравомыслящий человек вызвал бы полицию, и уже в присутствии суровых представителей власти… Но мысль-тревога в одно ухо влетела, в другое вылетела. Жажда открытий кружила голову, распрямляла извилины в мозгу. Они спускались по покатым каменным ступеням. Айзик светил фонарем, Вассаль информировал, как переставлять ноги, чтобы не разбиться, и сколько ступеней остается пройти. «Подземный этаж» под старой мельницей был расположен на приличной глубине. Но действительно, не катакомбы. Вассаль щелкнул выключателем, посетовав, что по локоть залез в какое-то дерьмо.
– Странно, – хмыкнул он. – Лампочка еще работает. В последний раз я сюда спускался, дай бог памяти, в позапрошлом году…
Стылый свет озарил каменный мешок, состоящий из двух отсеков. Воздух сухой, никакой сырости. Над дверью вентиляционная отдушина, до краев заросшая пылью. Но воздух, видимо, поступал – дышалось неплохо. Стены обложены плотной кладкой из мощных известковых блоков – неудивительно, что подвал дожил в целости и сохранности до наших дней. Отсек покрупнее, прямоугольный проем с угрожающе провисшей балкой, отсек поменьше. И больше ничего, замкнутое пространство. Охотно верилось, что Вассаль давно не посещал этот уголок своей «крепости». Пылью поросло все пространство: гора трухлявых досок, когда-то выполнявших функцию мебели: шкафы, столы с резными ножками, разломанная кровать. Видимо, предшественник Вассаля никогда не выбрасывал то, что может пригодиться даже теоретически. Груда ржавого железа: автомобильные диски, разобранный прабабушкин приемник, алюминиевые гардины, велосипед с разбитой рамой. Пыль сугробами…
– Да тут вплавь надо, – с сомнением почесал затылок Айзик.
Вассаль уловил нехитрую мысль.
– Да, тут немножко пыльно, – сказал он виновато. – Но если бы я знал, господа, что вы соберетесь почтить мой склеп, то обязательно бы убрался…
Они бродили по подвалу, чихая короткими очередями, взметая клубы пыли. Полнейшее запустение, декаданс… Мощные стены исключали наличие за ними тайника. Здесь бы потребовалось сложное механическое устройство, вряд ли у живописца Шандемо в этой мельнице имелось подобное. Павла обуял азарт, он щупал каждую плиту, простукивал фонариком потолок, до которого в буквальном смысле было рукой подать, ползал по полу, игнорируя чудовищную грязь. Неспокойно становилось на душе. Пресловутый Рубенс был здесь ни при чем. Анджей украдкой наблюдал за хозяином подвала: Пьер Вассаль уже не выглядел таким взволнованным. Он контролировал себя. В движениях появилась кошачья вкрадчивость, во взгляде – цепкость. Он держал под контролем все перемещения визитеров. В этом человеке тоже просыпался азарт…
– Франчишеку позвони, – прошептал Анджей, легонько толкнув Айзика. – Как он там?
– Не глупи, – процедил Павел. – Мы в глубоком подвале – это хуже, чем в глубокой заднице. Ты когда-нибудь слышал, чтобы в глубокой заднице брала сотовая связь?
Элементарные вещи уже не доходили. Завихрения клубились в голове. Они стояли в глубине второго отсека, где в створе небольшого возвышения лежала плоская глыба. Минуту назад ее еще не было. Он видел, как Вассаль ползал на коленях и лопатой без черенка, издавая невыносимый скрежет, отдирал налипшую за века грязь. Трое мужчин склонились над плитой. Она прилегала не очень плотно: между створом и торцом глыбы был зазор сантиметра в три, в который тоже набилась грязь. Вассаль пытался выгрести ее носком ботинка.
– Что там? – прошептал Анджей.
– История умалчивает, – пожал плечами Вассаль и прекратил бессмысленное занятие. – Подозреваю, что ничего. Праотцы по поводу этой штуки ничего не говорили, а я однажды пытался приподнять – еще была жива супруга, а женщины такой дотошный и любопытный народец… в общем, свернул с десятой попытки эту плиту, а потом замаялся водружать на место.
– Никакого Сезама? – Анджей с трудом улыбнулся.
– Я же не знал, что вы придете через пятнадцать лет и начнете искать Рубенса, – пенсионер развел руками. – А то бы порылся. Под плитой была прессованная земля вперемешку со сгнившими досками…
– Повторим попытку, месье Вассаль? – Пока отставник терялся в раздумьях, он бегло перевел разговор Айзику. Павел недоверчиво покачивал головой.
– Давайте, – решился Вассаль.
Они дружно взялись, взревели… плита оторвалась на пару дюймов и рухнула обратно.
– Подцепить бы чем-нибудь, – отдуваясь, сообщил Павел. Анджей забегал глазами по свалке металлолома.
– Нет там ничего, – быстро сказал Вассаль. – Нужен лом. А лом в сарае. Сейчас принесу.
Не успели они опомниться, а отставник уже выскользнул в проем. Стояли, слушали, как скрипят на ступенях стоптанные башмаки. Со скрежетом отворилась и закрылась дверь. Стало совсем глухо. Страх исподволь осваивал организм. Холод струился по позвоночнику. Он, кажется, начал забывать, что такое принимать взвешенные решения.
– Выскажи мнение, – как-то хрипло сказал Айзик, – этот хитрован нас тут не запрет?
– А смысл? – Слова давались с трудом, он их произносил, словно ворочал глыбы на мраморном карьере.
– Действительно, бессмыслица, – подумав, согласился Павел. – Ждать, пока мы окочуримся от голода, чтобы потом одному откопать Рубенса, которого здесь нет? К тому же Франчишек…
– А еще Изабелла, – добавил Анджей, – вполне осведомленная, куда мы направились.
– Знаешь, Анджей, никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как в этой чертовой «командировке», – пожаловался Павел. – Во-первых, языковой барьер, во-вторых, предчувствия, в-третьих, это нелепое нагромождение насильственных смертей, от которых за версту веет безнадегой. Теряю логические нити, не могу сосредоточиться. Словно кто-то внушает, внушает…
Он сел на плиту, закурил, предложил Анджею. Тот взял сигарету, сделал затяжку, с отвращением выбросил. Не лез табак в горло.
Несколько минут они молчали. Айзик посмотрел зачем-то на часы, вскочил, забегал по каменному мешку.
– Объясни, сколько минут надо, чтобы добраться до сарая, взять лом и трусцой прибежать обратно?
– Три минуты, – прикинул Анджей.