– К-кто?..
– Ну, компания, от которой ты отбилась?
Я испугалась, что мальчишка с бородатым мужиком отведут меня в гостиницу и отдадут Хозяину, и сделала вид, что мне плохо.
– Горе с этими грибниками, – сердился мужик. – Понаедут, сунутся в чащу без компаса, без навигатора. Потом ищи их! Хоть бы позвонили, сообщили, что человек пропал. Небось, водки хряпнули и домой уехали. А эту бедолагу ночью в лесу оставили.
– Батя, она чуть в болото не угодила, – ввернул мальчишка. – Тогда бы ей хана!
– Цыц, ты. Не пугай девчонку. Видишь, она и без того сомлела. Страху, небось, натерпелась…
Он взял меня под мышки, поднял, взвалил на плечо и понес. Легко, словно куклу. Мне было неудобно висеть вниз головой, но я терпела.
Бородатый мужик оказался местным лесником, а мальчик Сеня – его сыном, который приехал к отцу на каникулы. Они жили в деревянном доме с печью и баней во дворе. В этой баньке я с удовольствием помылась и намазалась бальзамом из трав, от которого боль и зуд сразу утихли.
После бани я надела большую мужскую рубашку, которая была мне ниже колен, и вернулась в дом.
– Ты чья будешь? – спросил лесник, накрывая стол. – Городская? Из района?
– Ага, – торопливо кивнула я, желая избежать дальнейших вопросов.
– Ты ешь, ешь. Пища у нас простая, щи да каша. Зато полезная. Сенька, подай медку к чаю! Конфетами-печеньями мы не балуемся.
Аппетит у меня совершенно пропал. Я из вежливости запихнула в себя пару ложек щей и отодвинула тарелку.
– Не могу больше…
Лесник заставил меня выпить чашку густого травяного чая с медом, уложил на деревянную кровать и велел поспать, а сам отправился во двор. Они с Сенькой о чем-то переговаривались. Сквозь дрему я слышала, как поют за окном птицы и шумит лес. Потом все пропало…
Не помню, что мне снилось в тот летний солнечный день, полный запаха скошенной травы и птичьих трелей. Сон был тревожный и некрепкий. Кто-то нашептывал мне на ухо странные и непонятные слова: «Аф… йомен… эвибр… тах…»
Я вздрогнула и вскочила. В деревянной горнице, залитой светом, никого не было, кроме толстого рыжего кота. Свернувшись клубочком, он спал у меня в ногах.
Я вздохнула и осторожно встала с кровати, стараясь не разбудить кота. На окошке цвела красная и розовая герань, за окошком виднелся деревянный сарай, стог сена, забор и зеленый лес. Я покосилась на свои ноги – они были изранены, порезы и ссадины едва затянулись. Медленно ступая по теплому от солнца полу, я подошла к двери. Она была не заперта.
– Иди, куда хочешь, Уну, – пробормотала я. – Никто тебя не держит.
Я сообразила, что назвала себя чужим именем, и поразилась. Оно все-таки пристало ко мне. Потом я вспомнила о Хозяине. Он, вероятно, занят поисками беглянки. Что он со мной сделает, когда найдет?
Между окнами стоял столик, над ним висело овальное зеркало в деревянной резной раме. Я мазнула по нему взглядом и отвернулась. Руки чесались запустить в него чем-нибудь тяжелым. Например, глиняным горшком. Я спрятала руки за спину и поскорее отошла. Нехорошо портить вещи людям, которые меня приютили.
«Аф… йомен… – звучало в моей голове, – …эвибр…»
Я зажала уши, но назойливые слова продолжали звучать в моем сознании. От них было не скрыться, не избавиться.
«Аф… йомен…»
Я подумала, что лесник как-то добирается до своей сторожки. Можно дойти до трассы и поймать попутку. Только у меня нет денег, чтобы заплатить водителю. И я не знаю дороги, поэтому могу опять заблудиться.
«…эвибр… тах…» – отдавалось в моих висках.
Я замотала головой, рассердившись на новую напасть. Нервное напряжение, бегство и ночевка в лесу пагубно повлияли на мой рассудок. Чего доброго, я слягу и попаду в больницу. А там…
Я ни разу в жизни серьезно не болела. Несмотря на чудовищные бытовые условия и постоянное недоедание, здоровье меня не подводило. Странные слова в моем мозгу пугали меня больше, чем перспектива снова встретиться с Хозяином.
«Аф… йомен…»
– А-аа-аааа! – что было сил завопила я, пытаясь заглушить бредовые звуки. – Ааа-а! А-аааа! Аа-аааа!
Хлопнула дверь, и в комнату ворвался мальчишка.
– Ты чего орешь?
Я замолчала и застыла на месте, прислушиваясь – исчезли слова или нет.
– Дура! – с чувством произнес Сенька и сплюнул. – Напугала, оглашенная! Думал, ты кипятком обварилась. У нас чайник тяжелый. Можно уронить. Ты его не трогай. Лады? Если захочешь чаю, батю кликни.
Я опустила руки и кивнула. Внутри было тихо.
– Лады, – сказала я и повернулась к печи. Там стоял огромный пузатый чайник, черный от копоти. Мне вдруг захотелось пить.
– Налить тебе воды? – догадался Сенька. – Погодь, я колодезной принесу.
Вода из колодца была холодная и чистая, как слеза. От нее сводило зубы.
– Мне домой надо, – солгала я, возвращая ему кружку. – Трасса далеко отсюда?
– Не-а. Ты по лесу крюк сделала, чудом в болоте не утопилась. Болотце у нас маленькое, но топкое. Один неверный шаг, и буль-буль.
Я содрогнулась и мысленно поблагодарила судьбу, что она уберегла меня от страшной смерти.
– Проводишь меня к трассе?
– Отчего же не проводить? – улыбнулся щербатым ртом Сенька. – Оклемаешься, и пойдем. Только завтра уже.
– Почему завтра?
– Погляди на свои ноги-то. Живого места нет. Обувка у тебя для лесу непригодная. Я тебе свои старые сапоги дам. Они мне малы, а тебе как раз будут. Ты девчонка.
– Сегодня давай.
– Не-а, – заупрямился он. – Сегодня нельзя. Батя заругает. Ты идти не сможешь. А тащить тебя некому! И на лошадь не посадишь. Приболела лошадь, хромает. Подкову менять надо.
«Аф… йомен… эвибр…» – прошелестело у меня в ушах, и я зажала их ладонями. Потребовала:
– Уходи, Сенька!
– Ты че, обиделась?
– Уходи! Мне нужно побыть одной…
Лавров привез Глорию в кафе на набережной. Ему нравилось закусывать и смотреть на воду, как бежит по реке солнечная рябь, как плывут по ней узкие юркие байдарки.
– Здесь рядом спортивная база, – сказал он. – Дают лодки напрокат. Покатаемся?
– Как-нибудь потом.
Официантка принесла им заказ: белое вино для Глории, мясо под сливочным соусом и салат.
– Ты уверена, что Генриха убили? – уточнил сыщик, приступая к еде.
– Ты же свидетель! Ты был на помолвке в ночном клубе, где это случилось.
– Кто тебе сказал?
Она усмехнулась, пробуя кусочек мяса.