Сыщик замер и затаил дыхание, но ничего, кроме звуков леса, не доносилось до его ушей. Может, он вообще уснул и видит сон. Какого черта ему пришло в голову преследовать мотоциклиста? Пусть тот катится хоть в преисподнюю!
В тот же миг Лавров поскользнулся на склоне оврага, не удержал равновесия и покатился вниз. Ударился головой обо что-то твердое и потерял сознание…
– Мам, открой!.. – умоляла Дора. – Я хочу поговорить!.. Да открой же!..
За дверью родительской спальни раздавались сдавленные рыдания.
– Ты должна меня понять…
– Оставь ее, – сказал отец. – Пусть выплачется.
– Она прокляла меня! Испортила мне всю жизнь! Я ведь хотела как лучше…
– Благие намерения? – усмехнулся Дудинский. – Спасибо, дочка. Уважила. Ты хоть понимаешь, во что ты превратила нашу жизнь?
– Я сохранила ваш брак.
– Лучше бы мы с Зоей развелись тогда!
– Ты очень любил маму, и я испугалась, что вы… что ты не переживешь ее ухода…
– Лучше бы я застрелился! – вырвалось у отца. – Разом прекратил бы мучить себя и ее!
– Этого я и боялась, – горячо воскликнула Дора. – Ты пойми… я же была ребенком. Когда я приехала на дачу и увидела, как они…
– Замолчи! Я все эти годы думал, что живу с убийцей… и не мог отказаться от нее. Одному Богу известно, чего мне стоила та поездка в Лопатино. Ты представляешь, что я там застал? Голый труп ее любовника… на кровати, залитой рвотными массами…
– Она принесла шампанское ему в постель?
– Бедная Зоя! Она своими руками… отравила его. Вообрази ее ужас! Ее отчаяние!
– Ты ей сочувствуешь? Она предала тебя! Трахалась с другим мужиком, пока ты…
– Не смей судить нас! Ни ее, ни меня. Она – твоя мать, как бы там ни было! Она моя жена, в конце концов!.. Я люблю ее!.. Всегда любил, потому и простил. Совершенно простил, ты слышишь?!
Дора брезгливо поджала губы.
– Успокойся. Теперь твоей любви ничто не мешает. Между тобой и мамой больше не стоит чужая смерть.
– Ты соображаешь, что ты натворила? Зоя всю жизнь подозревала в убийстве меня! Меня! Будто это я тайком пробрался на дачу, застал ее с любовником в постели, налил яду в шампанское и как ни в чем не бывало вернулся домой. Прикинулся святошей, готовым простить ей измену! Согласился прикрыть ее грех! Стал соучастником убийства!
– Мог бы не становиться.
– Ты холодная, жестокая дрянь. Как ты могла поднять руку на человека?
– Он не человек. Он – вор, похититель чужого счастья. Он наказан по заслугам.
– Ты берешь на себя смелость выносить приговор? Да кто ты такая? Очнись, дочь! Посмотри вокруг. Все мы люди! Каждый может дать слабину, оступиться, совершить ошибку.
– Кто бы говорил? – вспыхнула она. – Не ты ли шантажом вынуждал маму жить с тобой? Чем ты ее пугал? Признавайся! Грозился настучать на нее куда следует? А она, между прочим, была ни в чем не виновата! Она страдала из-за тебя!
Дудинский побелел и грязно выругался. Он ни разу пальцем не тронул Дору, но сейчас у него руки чесались залепить ей пощечину. Со всего маху, чтобы удар сбил ее с ног. Выместить на ней всю свою боль.
– Хватит, – процедил он. – Закрой рот или…
– Или – что? Ударишь меня? Давай, бей! Я недостаточно заплатила за свою любовь к тебе?! Я обожала тебя, боготворила! Ради тебя я взяла грех на душу…
– Не смей!.. Не смей прикрываться любовью!..
– Любовью прикрывают все что угодно. Любое злодейство. Ты мучил маму из любви к ней. Не мог ее отпустить! Я убила человека из-за любви к тебе! Мама прокляла меня из-за любви к тому выродку! К чертову мерзавцу, который погубил нашу семью!
– Она не знала, что это ты…
– Все мы жертвы любви! – истерически захохотала Дора. – Правда, па?
Дудинский поседел за этот вечер жутких откровений. Труп, который они с женой много лет назад вывезли в лес и закопали, являлся к нему в снах и требовал возмездия. С тех пор Зоя не засыпала без снотворного, а он просыпался ночами в холодном поту.
Дудинский перестал покупать шампанское. Боялся, что кончит так же, как тот парень. В глубине его души жил страх быть отравленным. Он боялся собственной любимой жены! В то время как ему следовало бояться дочери.
– Боже мой… – простонал он. – Спаси и помилуй…
– С каких пор ты стал верующим? – хохотала она.
– Побойся Бога, Дора…
– Тебе стало легче, когда ты узнал правду? Что ты теперь думаешь? Каешься? Локти кусаешь? Презираешь меня?
– Прекрати…
– Какое чудовище вы вырастили, дорогие папа и мама! – не унималась она. – Ваша дочь – убийца!.. Я стала такой из-за вас!.. А вы прокляли меня!..
Дудинский догадался, что у Доры начинается нервный припадок, и позвал жену. Та не открыла и не вышла. Ему самому пришлось давать дочери таблетки, но она выбросила их вместо того, чтобы выпить. У нее начались судороги.
Он хотел затащить ее в ванную, чтобы облить холодной водой, но Дора сопротивлялась. Он не мог справиться с ней. Она так кричала, что мать не выдержала и выглянула из спальни.
– Вызови «скорую», – обронила она и снова захлопнула дверь.
Вид обезумевшей дочери и растерянного мужа вызвал у нее отвращение. Они причинили ей столько зла, что она осталась равнодушной к их страданиям. Они казались ей врагами. В ее сердце не возникло ни капли жалости к ним. В этот вечер она жалела лишь себя и свою загубленную жизнь. Собственная трагедия заслонила от нее драму мужа и Доры.
Труп любовника, словно наяву, стоял перед ней и взывал о мщении. Она вспоминала, как он корчился в муках, умирая, а она металась по дому, не в силах ему помочь. Он скончался раньше, чем она решилась вызвать «неотложку». Она промедлила, боясь разоблачения и семейного скандала. Возможно, подоспей врачи вовремя, человека удалось бы спасти.
Потом, когда агония закончилась и тело любовника застыло на кровати в скрюченной от боли позе, Зоя сообразила, что это отравление. И что ее могут обвинить в убийстве. Кто, кроме нее, мог подмешать в шампанское яд? Дом заперт, ключи лежат на ее туалетном столике. Она своими руками наполнила бокал шипучим вином и принесла его в спальню…
Зоя накрыла труп простыней и поехала за мужем. С повинной. С мольбой о помощи. Тогда ей не приходило в голову, что он может оказаться убийцей. Эта страшная мысль закралась позже, когда он копал яму в лесу – могилу для своего соперника.
«Господи, прости!.. – шептала она под монотонный звук вгрызающейся в землю лопаты. – Прости нас, Господи!..»
Господь не простил. Покарал не только их с мужем, но и дочку.