– О, Тесс, милая, в твоем возрасте все связано с самолюбием.
– Так что ты предлагаешь? Мне следует забыть о самолюбии и умолять Уилла вернуться ко мне?
– Конечно же нет. – Люси возвела очи горе. – Я просто хочу сказать: не сжигай за собой мосты, завязывая серьезные отношения с Коннором. Ты должна думать о Лиаме. Он…
Тесс пришла в ярость:
– Я и думаю о Лиаме! – Чуть помедлив, она спросила: – А вы с папой думали обо мне, когда расставались?
Ее мать слабо, смиренно улыбнулась:
– Возможно, меньше, чем следовало бы. – Она приподняла чашку, но тут же поставила ее обратно. – Порой я оглядываюсь назад и думаю: боже правый, насколько же всерьез мы относились к своим чувствам. Все казалось черно-белым. Мы заняли свои позиции – и все. Ни малейших уступок. Что бы ни случилось, не упрямься, Тесс. Будь готова стать несколько… гибче.
– Гибче, – повторила Тесс.
– Это не в дверь звонили? – Мама подняла руку и склонила голову набок.
– Я не слышала, – ответила Тесс.
– Если моя проклятая сестра опять явилась сюда незваной, я буду зла как черт. – Люси выпрямилась и прищурилась. – И ни в коем случае не предлагай ей чая!
– Думаю, тебе померещилось, – предположила Тесс.
– Мам! Бабушка! – Задняя дверь с сеткой распахнулась, и из дома вылетел Лиам, все еще в пижаме, с сияющим лицом. – Посмотрите, кто здесь!
Он придержал дверь открытой и изобразил широкий жест ведущего телевикторины:
– Та-да-а!
Через порог шагнула красивая белокурая женщина. В первый миг Тесс ее не узнала и лишь искренне восхитилась тем, как элегантно та смотрится на фоне осенней листвы. На гостье был плотный белый вязаный кардиган с коричневыми деревянными пуговицами, коричневый же кожаный ремень, обтягивающие синие джинсы и сапоги.
– Это Фелисити! – возликовал Лиам.
Просто сядь рядом с мамой и расслабься, – велела Лорен Робу. – Я принесу нам горячих крестовых булочек и кофе. Джейкоб, а ты пойдешь со мной, молодой человек.
Рейчел позволила себе утонуть в диване близ дровяной печи. Было уютно. Диван оказался мягким, чего и следовало ожидать. Благодаря безукоризненному вкусу Лорен в их красиво отреставрированном коттедже времен Федерации все как надо.
Кафе, которое Лорен предлагала изначально, к ее величайшему смущению, не работало.
– Я только вчера звонила им и перепроверила время открытия, – посетовала она, когда на дверях обнаружилась табличка «Закрыто».
Рейчел с интересом наблюдала за тем, как невестка едва не потеряла самообладание, но сумела взять себя в руки и предложила вернуться к ним домой. Это было ближе, чем до жилища Рейчел, и она не нашла повода отказаться так, чтобы ее поведение не выглядело грубым.
Роб уселся в красно-белое полосатое кресло напротив нее и зевнул. Рейчел едва удержалась от зевка сама и немедленно выпрямила спину. Ей вовсе не хотелось по-старушечьи задремать в доме у Лорен.
Она бросила взгляд на часы: едва минуло восемь утра. Предстояло вытерпеть еще много часов, прежде чем этот день подойдет к концу. В это время двадцать восемь лет назад Джейни как раз ела последний в жизни завтрак – скорее всего, половинку зернового хлебца «Витбикс». По утрам у нее не было аппетита.
Рейчел провела ладонью по диванной обивке.
– А как вы поступите со своей чудесной мебелью, когда переедете в Нью-Йорк? – спросила она спокойно и непринужденно.
Она может беседовать о приближающемся переезде в Нью-Йорк в годовщину смерти Джейни. О да, она может.
Роб промедлил с ответом, пристально разглядывая собственные колени. Она уже собиралась его окликнуть, когда он все же заговорил.
– Возможно, мы сдадим дом вместе с обстановкой, – выдавил он, как будто речь требовала от него усилий. – Мы еще думаем, как все устроить.
– Да, вижу, тут есть о чем подумать, – язвительно заметила Рейчел.
Да, Роб, не так-то просто увезти моего внука в Нью-Йорк.
Она впилась ногтями в обивку дивана, как будто тот был мягким жирным животным и ей хотелось его помучить.
– Мам, тебе снится Джейни? – спросил Роб.
– Да. – Рейчел подняла взгляд, освободившись из диванных объятий. – А тебе?
– Вроде того, – признался Роб. – Я вижу кошмары, как будто меня душат. Думаю, мне снится, что я Джейни. Это всегда бывает одинаково. Я просыпаюсь, ловя ртом воздух. И сны всегда хуже в это время года. Осенью. Лорен подумала, если я схожу с тобой в парк… это может… пойти мне на пользу. Встретиться с кошмаром лицом к лицу. Не знаю. Мне там совершенно не понравилось. Я неудачно выразился. Понятно, что тебе тоже не нравится там бывать. Но для меня это оказалось по-настоящему трудным. Думать о том, что ей пришлось вынести. Как она, должно быть, испугалась. Господи!
Он поднял взгляд к потолку, и его лицо скривилось. Рейчел вспомнила, что Эд боролся со слезами точно таким же способом.
Эду тоже снились кошмары. Рейчел просыпалась и слышала, как он кричит, снова и снова: «Беги, Джейни! Беги! Ради бога, милая, беги!»
– Прости, – вздохнула Рейчел. – Я не знала, что тебе снятся кошмары.
А что она могла бы с ними поделать?
– Это всего лишь сны. – Роб совладал с лицом. – Ничего особенного. Но плохо, что тебе приходилось каждый год бывать в парке одной. Прости, что я до сих пор ни разу не предлагал пойти с тобой. А следовало бы.
– Но ты предлагал, милый, – возразила Рейчел. – Неужели не помнишь? Много раз. И я всегда отказывалась. Это было важно для меня. Твой папа считал, что я свихнулась. Он никогда не ходил в парк. Даже не ездил мимо него по улице.
– Прости. – Роб утер нос тыльной стороной ладони и шмыгнул им. – Можно было подумать, что после стольких лет… – Он осекся.
С кухни доносился голосок Джейкоба, поющего песенку из мультфильма «Боб-строитель». Лорен ему подпевала. Роб нежно улыбнулся звуку. В комнату просочился запах горячих крестовых булочек.
Рейчел рассматривала лицо сына. Из него получился хороший отец. Лучше, чем достался ему самому. Сейчас такое считалось в порядке вещей – в нынешние времена все мужчины как будто стали лучшими отцами, – но Роб с детства был мягкосердечным.
Даже в младенчестве он был ласковым. Рейчел доставала его из кроватки, когда он просыпался, и сын уютно прижимался к ее груди и даже поглаживал по спине, словно благодарил за то, что его взяли на руки. Он был улыбчивым малышом, которого невозможно было не поцеловать. Она помнила, как Эд возмущенно бурчал: «Бог свидетель, женщина, этот ребенок свел тебя с ума».
Так странно оказалось вспоминать Роба младенцем, как будто она раскрыла горячо любимую книгу, которую не перечитывала много-много лет. Она так редко утруждала себя размышлениями о Робе, вместо этого пытаясь наскрести еще немножко воспоминаний о детстве Джейни, как будто детство Роба не имело значения, потому что он выжил.