Лицо Крэша не дрогнуло. Будь оно все проклято, дело что-то не спешит проясняться! И с этим временным промежутком ничего не вышло…
– Ну что ж. Значит, вы услышали, как вошел Йомен и как он позвал Фреду Ливинг. А дальше?
– По-моему, он прошел в свою лабораторию. Мы какое-то время прождали, но ничего больше не услышали. И мы решили, что он, наверное, вышел через какую-нибудь боковую дверь. Мы попрощались, и Тоня ушла как обычно. А я… Видите ли… Я задремал.
– Как долго вы спали?
Губер пожал плечами.
– Честно говоря, не знаю. Может, десять минут, может – час. А может, и дольше. У меня был чертовски напряженный день, я смертельно устал еще до того, как пришла Тоня. А когда она ушла, я остался один, в темной комнате, лежа на кровати, ужасно уставший… И я заснул. Когда я проснулся, усталости, казалось, только прибавилось. Меня мучили кошмары, я видел во сне Фреду и Тоню, они страшно ругались и даже дрались, а я оказался между ними, и все удары почему-то доставались мне, и от одной, и от другой. И я проснулся, принял душ – тут же, в комнате отдыха, – и оделся. Потом пошел в свою лабораторию, собрать вещи перед тем, как лететь домой.
Крэш наклонился к нему, больше не стараясь скрывать, насколько для него важны слова Губера, не пытаясь делать вид, что это только еще одна проверка уже имеющейся информации. То, что мог рассказать сейчас Губер Эншоу, могло сразу раскрыть все дело. Если даже он солжет, все равно его показания очень пригодятся, потому что раньше или позже они могут поймать Губера в ловушку, которую он сам себе расставит. И даже то, о чем Эншоу станет лгать, может как-то помочь следствию. Крэш сказал:
– Хорошо. А теперь я попрошу вас рассказывать все очень подробно, не упускать ни единой мелочи. Я хочу, чтобы вы рассказали мне обо всем, что видели. Обо всем! Ничего не пропускайте!
Эншоу заволновался, бросил на шерифа быстрый взгляд.
– Хорошо, я расскажу. Только дайте мне подумать, не торопите. Первое, что бросилось мне в глаза, – то, что дверь в мою лабораторию была закрыта, хотя я отлично помнил, что оставил ее открытой. Это показалось мне немного странным, но тогда я не придал этому особого значения. В течение дня любой из нас не раз заходит в другие лаборатории. Может, кто-нибудь искал меня и заглянул в лабораторию, а потом закрыл дверь, просто по привычке. Я прошел по коридору, открыл дверь и увидел… увидел…
– Что, Эншоу?! Что вы там такое увидели?
– Она лежала на полу, без движения. Робот, который раньше висел на испытательном стенде, теперь стоял прямо над ней, и его рука была поднята, вот так! – Губер согнул левую руку в локте и поднял перед собой, немного выставив локоть вперед. Ладонь в кулак он не сжимал.
Но Крэш не особо присматривался к тому, как именно Калибан занес руку. Проклятие, что за чертовщина! Губер сказал, что Калибан все еще был в лаборатории!!! Такого Альвар никак не мог предположить. Это было сущей бессмыслицей! Просто дикость какая-то! Если Калибан причастен к преступлению, то какого черта он там тогда делал? А если нет, то почему тогда он потом сбежал?
– Погодите-ка. Вы сказали, что Калибан по-прежнему был там?
Губер удивился.
– Да, конечно. Я думал, вы знаете.
– У нас… э-э… было на этот счет несколько версий.
– Скажите, пожалуйста, Калибан был включен или нет? – вмешался Дональд. – Был ли он в тот момент дееспособен?
– Мне кажется… Должен признаться, я тогда об этом даже не подумал. Я не сильно к нему присматривался. Естественно, я смотрел тогда только на Фреду. Я не знал даже, жива она или мертва! Возле ее головы растеклась маленькая лужица крови… Я до смерти перепугался. Я, наверное, еще не совсем проснулся, и эти сцены драки из моего кошмара не шли у меня из головы, все так перепуталось! Поэтому я и подумал сперва, что это Тоня… Тоня сделала это. Я подошел и стал рядом с роботом, раздумывая, что же делать, и тут – да! Я услышал код готовности робота.
– Услышали что?
– Тройной писк такой. Пи-пи-пи, пауза, пи-пи-пи, пауза, пи-пи-пи. Это такая серия звуковых сигналов, которую издают роботы с гравитонным мозгом, когда полностью загружены. Один из небольших недостатков роботов с гравитонным мозгом – они не сразу готовы к действию после того, как их включают. От подключения питания до полной загрузки проходит не меньше пятнадцати минут, иногда на это уходит почти час. А позитронному мозгу для этого нужно каких-нибудь две-три секунды. Мы обязательно устраним этот недостаток в следующих поколениях гравитонных роботов, но пока…
– Погодите. Сейчас не время думать о следующих поколениях роботов. Давайте разберемся. Значит, вы услышали, что Калибан подает этот сигнал. И это означало, что у него как раз идет процесс загрузки?
– Да, именно.
Невероятно! И как они могли это упустить?! В эту ночь Калибана включили в самый первый раз. И никто даже не подумал задать такой естественный вопрос: кто его включил? Проклятие! Похоже, Губер Эншоу вместо того, чтобы отвечать на вопросы, только подбрасывает новые.
– Так, понятно. И что было потом?
– Я убежал. Схватил свои вещи и убежал.
– Что?! Ваш товарищ, ваша начальница лежала на полу мертвая или, по крайней мере, серьезно раненная, и вы убежали?!
Губер уронил голову, не смея глядеть шерифу в глаза, и тяжело вздохнул:
– Это не делает мне чести, шериф. Но так уж получилось. По звучанию кода готовности я понял, что робот полностью придет в себя через каких-нибудь пару минут. Я не мог даже заподозрить, что это не обычный робот с Тремя Законами. Гравитонный мозг одинаково приспособлен для записи и старых, и Новых Законов. А все роботы с Новыми Законами у нас в «Лаборатории» находятся под строжайшим контролем. А раз Калибан – обычный робот с Тремя Законами, то Фреда получит первую помощь уже через сто двадцать секунд, и гораздо лучшую, чем мог бы оказать я. И там все равно останется свидетель, хоть и робот, но все равно свидетель – который доложит полиции, что я был в лаборатории, когда совершалось преступление. А я не имею к этому никакого отношения, клянусь! Точно так же, как Тоня и Йомен. Я понял это потом.
– Откуда вы знаете?
– Чашка Фреды.
– Простите, не понял.
– Фреда обычно пьет чай из больших и очень хрупких чашек, которые делает один ее приятель, художник. Она постоянно забывает, что эти чашки не такие прочные, как обычные. И все время их роняет, а они, когда падают, разбиваются на кучу осколков. Так вот, тот звук, с которым эти чашки разбиваются о пол лаборатории, слышен по всему зданию!
– К чему это вы?
– Там на полу были осколки разбитой чашки. Я слышал, как входили и Тоня, и Йомен. Я слышал, как Тоня уходила, и мы с ней оба слышали, как Йомен прошел в свою лабораторию, которая почти в противоположном конце коридора. Обратно он не выходил, а наружные двери «Лаборатории» заперты изнутри, так что Йомен мог попасть в здание только через центральный вход. Я все это слышал!