— Что ж вы делаете? — кинулась к ним какая-то бабушка.
— Это я виновата, — сказала девочка Настя.
С Настей Вася познакомился еще первого сентября. Сегодня они с Димой решили, что Настя — самая красивая.
Светлана Александровна отвлеклась на проблемы активности и неактивности других первоклассников, мы с Диминой мамой дружно сказали: «Пасиб, дсвиданья, Сланасанна» и прытко поскакали к воротам.
Вася, Дима, Настя и примкнувший к ним Антон висели на заборе. Упитанный Антон высоко не залез. Его бабушка тянула внука вниз за штанину и обещала «надавать по жопе», как только снимет с забора. Антон, понятное дело, слезать не хотел и дрыгал ногой, которую схватила бабушка. Бабушка отцепилась от штанины и надавала ему прямо на заборе, благо попа была рядом, прямо перед глазами.
— Вася, слезай, пойдем домой! — крикнула я.
— Дима, слезай, — сказала его мама.
Няня позвала Настю. А потом был жуткий скандал. Оказалось, что Диме и Насте — в одну сторону идти, а Васе — в другую. Получалось, что Дима провожает Настю.
— Вон, видишь, Настя за угол повернула. Она одна идет, — успокаивала я сына. — Расскажи, что в школе было.
— Нет, с ней Дима! — кричал Вася. — Я тоже хочу Настю провожать!
— Завтра пойдешь, сейчас мы ее уже не догоним, — пыталась договориться с сыном я.
— А Дима? — перестал кричать Василий.
— Что Дима? — не поняла я.
— А если Дима тоже захочет?
— Тогда договоритесь и провожайте Настю по очереди. Чем кормили-то?
— Какавой и кашей. Я не ел, потому что каша была по вкусу как пюре из картошки. А какаво мне понравилось. Бабушка мне такое дает. Мы с Димой поменялись — он мне какаво, а я ему кашу.
— Вася, не какаво, а какао, — поправила я.
— Какая разница? — не понял ребенок.
— А на уроках? Что делали?
— Не помню. Какаво помню, а на уроках не помню.
Домашнее задание опять делали с криками. Вася сказал, что он не будет писать и раскрашивать. Раскрашивают девочки, Настя, например, а они с Димой решили не раскрашивать. И если не написать пропись, то ничего не будет. Светлана Александровна не заметит. Антон не написал, и ему ничего не было.
— А зачем вы тетрадями поменялись? — спросила я, вспомнив рассказ учительницы.
— А какая разница? Там же все одинаковое. Только цыплят мы с Димой в разные цвета раскрасили. Я в синий, а он в зеленый.
— А где вы видели синих и зеленых цыплят? Они же желтые.
— Мне желтый цвет не нравится. И Диме, наверное, тоже.
— Надо сделать домашнее задание. Я не хочу, чтобы тебя Светлана Александровна ругала, — сказала я, когда мы пришли домой.
— Она не будет ругать. Она всем говорит «молодец».
— А ты руку поднимаешь на уроке?
— Нет.
— А почему?
— И так много кто поднимает. Учительнице есть из кого выбрать.
— Но ты же знаешь ответ?
— Знаю.
— Тогда тоже поднимай руку. Как же тогда учительница узнает, что ты знаешь?
— Мама, она же не глупая. Она же учительница. Она про первый класс все сама знает. Я поднимал руку, один раз, только она меня не спросила.
— Потому что вас много.
— Вот и я тебе говорю про это.
— Так, хватит мне зубы заговаривать. Делай уроки.
— А может, потом?
— Потом будет суп с котом.
— С настоящим?
— Нет, присказка такая.
— А что такое присказка?
В общем, он своего добился. Я полезла в книжный шкаф, нашла книжки и долго рассказывала сыну, что такое пословица, поговорка и присказка. С примерами. Чем одно отличается от другого. Сын слушал и играл в рыцарей.
— Так, все, теперь уроки, — сказала я, когда окончила свою лекцию о народном творчестве.
— Я есть хочу, — жалобно проговорил Вася.
— Ладно, пойдем поедим. А потом за уроки.
Мы ели. Вася даже съел две ненавистные ему котлеты — так сильно ему не хотелось идти делать домашнее задание.
— Все? Наелся?
— А чай с тортиком?
— Вася, ты правда хочешь чай или ты время тянешь?
— Правда хочу. — Ребенок смотрел на меня такими голодными и искренними глазами, что я поверила.
— Что ты не пьешь?
— Горячий.
Я подбавила холодной воды.
— Пей.
— Теперь холодный.
Я поставила кружку в микроволновку.
— Не сладкий.
— Добавь сахар.
— А лимона нет?
Когда я рылась в холодильнике в поисках лимона, до меня дошло, что я стала старой и легковерной.
Потом Вася решил убрать книги с пола и собрать своих рыцарей в коробку. Отмазка сработала. А потом у него иссякла фантазия и он, вздыхая, потягиваясь и подволакивая ногу, сел за стол. Еще минут десять ушло на копание в пенале, затачивание карандашей, открывание и закрывание ручки, игру в баскетбол из-под чупа-чупса. Он включал и выключал лампу, надувал воздушный шарик, смотрел в окно, ковырял в носу, разглядывал то, что наковырял. Потом ему на глаза попались ножницы, и он отстриг ими сначала лист цветной бумаги — по краю, как бахрому, а потом и край тетради по математике.
— Уроки! — призывала я. — Ты так каждый день будешь делать? Давно бы уже закончил.
Потом он написал мне записку, которую можно было читать только с армянским акцентом: «Нибуду нихачу хачу в рыцарев играт».
Организм перестроился. Проснулась в семь ноль пять. Сама. Без побудки. Даже испугалась — долго и с недоумением рассматривала циферблат, подозревая подвох.
Мне нельзя вставать так рано — у меня сосуды, обмороки и вообще.
— Ты сама проснулась? — удивился муж. Конечно же, уже чисто выбритый, принявший душ, одетый и позавтракавший.
— Сама удивляюсь, — сказала я.
— Ничего удивительного — ты вчера в половине одиннадцатого уснула. — Муж всегда находит логическое объяснение моим странным поступкам и не менее странным желаниям.
— Неправда, я книжку читала, — возразила я.
— А потом уснула. Вообще-то это миф, что я «жаворонок», — вдруг грустно сказал он, — я — «сова». Просто жизнь такая.
Позавтракали — Вася зависал над тарелкой с хлопьями, и его приходилось будить криками: «Вася, ешь!» Вася дергался, обводил мутными глазами комнату, вспоминая, где он и чего от него хотят. Оделись, отвели в школу.