Дом раздолбали, камин установили, мама похудела на свекольно-кефирной диете и была счастлива. Когда на выходные на дачу приехал мой отец, то не сразу узнал участок. Мама успела заказать две машины дров. Дрова привезли и свалили кучей. Отец складывал дрова в поленницу. Куча не уменьшалась. Мама никогда меры не знает – если дрова, то машинами.
Естественно, во время торжественного розжига камина выяснилось, что труба не тянет и дым идет не вверх, а вниз. То есть в дом. Отец, кашляя и ругаясь, спрашивал, почему мама не заставила разжечь камин самих каминщиков, чтобы проверить. Мама, тоже кашляя и ругаясь, отвечала, что раз он такой умный, то пусть в следующий раз сам все делает.
Вообще у них там весело, событий много. Мама сама себе их организовывает, чтобы не скучать. Звоню, мама не отвечает. Дозвонилась. Оказалось, ездили в больницу на рентген. Маме понадобилась вода. До колодца идти ну метров десять. Мама взяла два ведра, чтобы уж сразу. Набрала воду, пошла назад. Поскользнулась, упала. Лежит на траве вся мокрая, встать не может. Позвала на помощь. Отец смотрел телевизор и зова не услышал. Мама кое-как доползла до крылечка. В это время отец все же вышел на крыльцо и увидел, что его жена лежит на нижней ступеньке вся мокрая и матерится.
– Ты что, в колодец упала? – спросил маму отец. А что он еще мог спросить? Ну, мама ему и сообщила, что завтра же пойдет разводиться.
Он затащил ее в дом, так и не поняв, при чем тут развод, и уточнил:
– А как ты из колодца сама выбралась?
Про ведра они по дороге в больницу выяснили. В больнице маме сказали, что это нужно умудриться так упасть, наложили на ногу фиксирующую повязку и посоветовали в городе пожить. Но мама в город не хочет.
Только-только нога прошла, жизнь наладилась. Выходные, отец футбол по телевизору смотрит. Маме зачем-то понадобилось проверить, сколько воды осталось в бочке над душем. Хватит или долить? В принципе там и так видно, но мама решила узнать поточнее. Полезла наверх по лестнице. Когда уже наверху была и тянула шею, чтобы в бочку заглянуть, перекладина под мамой сломалась. Пока она вниз летела, сломала еще три ступеньки – одну головой, две бедром. Упала вроде бы удачно. Неудачно на маму лестница упала. Приложила, так сказать. Мама опять позвала мужа. Отец опять ничего не услышал. Мама, матерясь, доползла до ступеньки. В это время в футболе перерыв начался, и отец вышел на крыльцо. И на крыльце жену свою увидел – лежит, лицо в крови, одежда в крови.
– Ты где была? – спросил он маму. А что еще он мог спросить? Но мама сказала, что она эту лестницу ему об голову разобьет, вот только встанет. Встать она, правда, не могла.
Отец перенес ее в комнату и пошел к соседке-медику за перекисью водорода. У соседки перекиси не было, даром что медик, зато была водка. Водкой маме промыли раны. Мама просила дать ей внутрь, но соседка-медик сказала, что у мамы, возможно, сотрясение мозга, а при сотрясении водку нельзя. Неизвестна реакция.
В следующий раз они к соседке бегали за валокордином. У мамы сердце прихватило. Вася играл с бабушкой в прятки. Любимая игра моей мамы. Пока Вася прячется, а мама его якобы ищет, она успевает борщ сварить и белье погладить. Иногда, правда, мама забывает, что она с внуком в прятки играет. Васе рано или поздно надоедает сидеть в шкафу или лежать под диваном, и он вылезает. Так было и в этот раз. Мама отправила Васю прятаться, а сама хозяйством занялась. Где-то через полчаса – мама посуду помыла, мусор выбросила, белье постельное поменяла – она вспомнила, что внука давно не видела и не слышала.
– Ты Васю видел? – спросила мама Васиного дедушку. Дедушка в очередной раз налаживал систему водоснабжения, которая все время давала течь.
– Нет, он же с тобой был, – ответил он.
Мама заглянула в дом, за дом – Васи не было.
– Вася не у вас? – Мама зашла к соседке. Вася любил к ним бегать поиграть с собакой.
– Нет, не у нас, – ответила соседка-медик.
Мама вернулась, еще раз зашла в дом, за дом.
– Вася, Вася, ты где? – закричала моя мама.
Васин дедушка бросил шланг и пошел искать внука в сарае. В сарае ребенка не было.
– Ты в доме смотрела? – спросил дедушка свою жену.
– Что я, по-твоему, слепая? – Мама начала волноваться уже всерьез. Она выбежала на деревенскую дорогу с истошными криками: «Вася, Вася!» Постояла, вернулась на участок. Шла по тропинке и в этот момент увидела, как Васин дедушка отодвинул шифер, которым была закрыта выгребная яма – у Васиного дедушки все никак руки не доходили ее закрыть. Так вот, мама увидела, как он наклонился и внимательно смотрит вниз. Мама тут же вспомнила, что шифер в принципе мог отодвинуть и ребенок. Он, конечно, знал, что нельзя подходить к яме – ему двести раз говорили. Но что толку-то? Мама со всей своей силой воображения представила, как внук свалился в яму. Она медленно опустилась на тропинку и схватилась за сердце.
– Ты чего? – спросил Васин дедушка, оглянувшись.
Мама хотела сказать «чего», но не смогла – губы не слушались. Дедушка вздохнул и побежал к соседке за валокордином. Валокордина у соседки-медика не было. Была водка. Она сказала, что при сердце водку можно, это только при сотрясении нельзя, и выдала бутылку.
– На вас не напасешься, – сказала соседка.
Мама, сидя на тропинке, увидела сначала мужа с бутылкой водки в руках, а потом Васю, который вышел из домика. Они шли к ней вместе. Мама решила, что вот оно – помутнение рассудка.
– Ты где был? – спросила мама Васю, когда обрела дар речи.
– В домике прятался. Под пледом. Мы же в прятки играли. Просто мне жарко стало, вот я и вышел.
– А ты не слышал, как я тебя звала?
– Слышал. Но это же не по правилам – отзываться. Тогда бы ты меня сразу нашла, – объяснил Вася.
– А чего ты в яму смотрел? – спросила мама у Васиного дедушки.
– Да мерил я. А что?
Вот такая дачная жизнь.
Часть моего детства прошла в осетинском селе. Я мало что помню, только детали. Помню, например, большую деревянную ступку для чеснока. Это была моя повинность. Нужно было брать зубчики и разминать их в ступке до кашицы. Долго, чтобы не было кусочков. Чесночную ступку эту я ненавидела. Или была другая – поменьше – для зелени. Эта ступка пахла кинзой или мятой, или тархуном, или всем сразу. Я до сих пор помню этот запах. Потом бабушка забирала у меня ступки и делала соусы. Для мяса, курицы, картошки. Тот, что для мяса, подавался на отдельной маленькой тарелочке. Для картошки – в глубокой миске с деревянной ложкой. Курица поливалась пахучей жижей перед приходом гостей.
Бабушка давно умерла. В Осетии я не была лет уже пятнадцать. Вместо ступки у меня – давилка для чеснока из нержавейки. Для зелени – комбайн с тремя скоростями. Соусы получаются «европейскими». Что-то средне-острое, щадящее желудок среднестатистического гостя. Вкусно, но неправильно. Чтобы было правильно – нужна бабушка в ее любимом домашнем платье с тремя крупными пуговицами, старая ступка с глубокой трещиной-раной на одном боку и черная на донышке и я – маленькая, с грязными ногами и застрявшими в носу слезами: меня ждут во дворе, а я сижу и чеснок давлю.