Мухи могут сидеть на мне или на вас,
но только не на Иисусе.
Хантер С. Томпсон.
Отец имел обыкновение мрачно горбиться над радио, если в тот день передавали плохие новости. Известия о первом налете на Перл Харбор мы слушали вместе. Я тогда не понял, в чем дело, но твердо знал, что стряслось что-то нехорошее - сгорбившись, отец просидел над радио, как паук в паутине, битых два или три дня.
- Разрази гром Божий мерзких япошек, - бурчал он время от времени.
Затем он отхлебывал виски и стучал по подлокотнику кушетки. Никто из нашей семьи не хотел находиться рядом с отцом, когда тот слушал новости о войне. Дело было не в виски, просто радио уже прочно ассоциировалось с гневом и страхом.
Я думал иначе. Слушать радио с потягивающим виски отцом представлялось мне самой насыщенной частью дня, и вскоре я по-настоящему пристрастился к этим моментам. Они не приносили какого-то особенного счастья, но всегда сильно будоражили. В них определенно присутствовала какая-то первобытная дикость, адреналиновый микс вины, загадки и неуловимая тайная радость, природу которой я и сейчас затруднился бы объяснить; но уже в нежном возрасте четырех лет я отличал эту особую вибрацию, которую я мог разделить только с моим отцом.
Это не повод для долгого рассусоливания, не повод для мрачных признаний. Ничего подобного. Мне до сих пор приятно вспоминать, как мы сидели вместе у радио, с нашим виски, нашей войной и страхом, что злые япошки того гляди доберутся и до нас...
Страх - мой друг, но не без оговорок. Так, к Страху нельзя поворачиваться спиной. Он должен всегда находиться перед вами, как нечто, что вы собираетесь прикончить. Этому меня научил отец, наряду с некоторыми другими вещами, которые сделали мою жизнь более интересной. Вспоминая его, я думаю о неудержимых лошадях, жестоких японцах и лживых агентах ФБР.
- Никакой паранойи не существует, - сказал он мне однажды. - Даже самые Худшие твои страхи однажды реализуются, если ты будешь гоняться за ними достаточно долго. Будь начеку, сынок. В глубине темноты скрываются Проблемы, сомнений в этом нет. Дикие звери и жестокие люди, и некоторые из них схватят тебя за шею и постараются заставить тебя склонить голову, если только ты не будешь начеку.
Возможно, многовато мудрости для 10-летнего мальчика, однако жизнь подтвердила: слова отца были чистой правдой, сказанной в нужный момент. В жизни мне случалось встревать в очень и очень мутные ситуации в этой самой тьме, и я мог бы вывалить тут целую охапку историй про таких отъявленных тварей, которых 10-летний мальчик и вообразить-то неспособен в своем самом страшном кошмаре. Даже 20- и 30- летние мальчики тоже не факт, что способны. Это даже лежит за пределами воображения девочки-подростка из Денвера, которую уволокла из семьи стая бешеных волков. С этим ничто не сравнится. Ужас момента подобен тому, как тебя несет в потоке горячего дерьма в канализационной трубе.
* * *
Эту историю я написал для журнала «Atheneum Literary Association». Также я попытался пропихнуть ее в «The Spectato», когда Портер Бибб работал там редактором - да, он сбрендивший болван, но что с того? Мы ведь любили друг друга, и, к тому же, я числился там арт-директором.
Мы издавали вполне качественный журнал, печатали все, что считали нужным, и оба обладали правом вето - опасный расклад, что и говорить.
Особенно опасным оказался он для этой истории. Ее так и не опубликовали вплоть до нынешнего момента. Да пребудет с вами Господь, свиньи, что можете прочесть ее.
РЕСПЕКТАБЕЛЬНАЯ ДОМОХОЗЯЙКА ПРИЗНАНА
ВИНОВНОЙ В РАСТЛЕНИИ ДЕТЕЙ;
КРОВАВЫЕ ПОДРОБНОСТИ ШОКИРОВАЛИ ВЕСЬ
БЛАГОПОЛУЧНЫЙ ПРИГОРОД ИСТ-ЭНДА.
Мне никогда не хватало свободного времени, чтобы как следует поразмыслить о любви в XXI веке, о ее природе и свойствах; но это не означает, что этот вопрос меня вовсе не волнует. Напротив, мысли на эту тему вертятся у меня в голове непрерывно, подобно обломкам кораблекрушения. Все- таки я дитя Американского Века, и на генетическом уровне чувствую необходимость разобраться в сути вопроса, выяснить, отчего это он так мне небезразличен.
Позвольте привести один пример: как-то летом, когда мне шел 15-й год, жена одного друга нашей семьи изранила мне все лицо, выдрав при этом несколько кровавых лоскутов кожи и мяса. Раны оказались глубокими, так что кожа уже не регенерировала - как и предупреждали врачи, шрамы остались на всю жизнь. Заживали же раны наилучшим образом. Мне посчастливилось попасть к Лучшим Специалистам на девять окрестных штатов, от Балтимора до Сент-Луиса, с Чикаго на севере и Карибским островом Гренада тремя тысячами миль южнее. И все-таки я не оправился полностью от того инцидента, равно как так никогда и не понял, что же послужило его причиной. Женщина, которая напала на меня, отказалась обсуждать это - во всяком случае, со мной, - и, насколько мне известно, с другими она своими грязными секретами также не делилась.
Тогда разразился неимоверный скандал, на долгие годы ставший предметом толков в нашем тихом пригороде. О нем говорили повсюду в Ист-Энде Луисвилля, от самых богатых районов до самых бедных, и только местные газеты хранили гробовое молчание. Это только подогревало ажиотаж - выходило, речь шла о воистину неописуемых вещах. Мутный поток сплетен и домыслов был Недопустимым и Нестерпимым одновременно.
Хо-хо. Эй, очнитесь, желторотые птенчики! У меня имеются собственные определения слов «Недопустимый» и «Нестерпимый». Я хорошо помню ее упругую грудь и привычку никогда не носить трусов. Помню, как она пахла и как смеялась, когда я облизывал ее соски. Она использовала меня, как прыщавую секс-игрушку, я же считал ее любовью всей своей жизни. Я насыщал ее неутомимый рот и молился в святилище ее ненасытной пизды. С чего ей взбрело в голову вцепиться мне зубами в лицо, я так и не понял. Возможно, на то была воля Бога, а может, наущение какого-то гнусного Дьявола.
Сам я с теплым чувством вспоминаю свои юношеские годы, однако не стал бы рекомендовать другим следовать моему примеру. Мне-то удалось все это пережить. Как-никак все старшие классы меня лично преследовал жестокий и полубезумный извращенец-полицейский, напрочь отравивший мне всю общественную жизнь в те годы и в самом деле засадивший меня в тюрьму на выпускном вечере.
С тех пор, как мистер Дотсон появился в моей жизни, я был заклеймен как преступник. Это был настоящий официозный выродок, с полным набором скрытых - и явных - маний и комплексов; и именно он доканывал меня все старшие классы напролет. На редкость отвратная ситуация - неудивительно, что я настроился против существующей системы задолго до того, как впервые попробовал марихуану. Этот человек находился не в своем уме, а такие типы, раз ощутив свою власть, уже никогда не перестают ею пользоваться.