Book.

* * *

Билла Клинтона связывает с Кубой длинная и неприят­ная история. Все началось в 1980 году с депортацией из Мариэля, когда Кастро очистил свою страну от «диссиден­тов», выслав 125000 «беженцев» на Ки Уэст в течение счи­танных недель. Их посадили на корабли и отправили в США в лагеря для перемещенных лиц под Майами, где многие из них нашли работу и жилье, ассимилировавшись в огромной и процветающей антикастровской кубинской общине. Впрочем, не менее 50000 из них оказались закоре­нелыми преступниками, которые не собирались вливаться в дружное американское общество, но и обратно на Кубу отправить их не могли - политические беженцы как-никак. В результате их заковали в тяжелые кандалы и распредели­ли по государственным тюрьмам самого строго режима, таким, как «Денберри», «Ломпок» и «Марион». Там они немедленно принялись терроризировать остальных заключенных, а также охранников и надзирателей. То были ужасные люди, подлейшие из подлых, опасные и неконтролируемые.

Приблизительно 18000 этих преступников оказались в военной тюрьме в Форт Чаффи, штат Арканзас. Молодой и амбициозный губернатор Уильям Джефферсон Клинтон, к слову сказать, высказывался решительно против их размещения - как раз в эти месяцы шла избирательная кампания. Его противник-республиканец, равно как и каждая газета в Арканзасе, критиковали Клинтона за то, что он допустил это отребье в самый центр штата. Билл, в свою очередь, валил все на Джимми Картера, который предал его, прислав подонков в Форт Чаффи, не проинформировав предварительно и не заручившись его согласием.

Незадолго до губернаторских выборов в Форте Чаффи произошел массовый побег заключенных, в результате которого семь тысяч особо опасных преступников, этих так называемых «беженцев», оказались на свободе. Вооруженные мачете кубинские бандиты в безумии носились по улицам, и национальной гвардии потребовались тонны слезоточивого газа и три дня кровавых рукопашных схваток, прежде чем сопротивление удалось подавить.

Избирателей эта история, конечно, не порадовала. Клинтон потерпел сокрушительное поражение на выборах и с позором выехал из губернаторской резиденции. Между прочим, единственные выборы, которые Клинтон проиграл. Он подождал два года, баллотировался снова и на этот раз уже выиграл. Остальное вам известно. Но можно не сомневаться - он уже никогда не забыл кошмара, который ему устроили кубинцы на пару с Джимми Картером.

* * *

Скэггс соображал быстро и не спрашивал чужого мнения. Он владел тремя яхтами на причале «Хэмингуэй» и охотно соглашался с тем, что он приехал на Кубу, чтобы развлекаться и сорить деньгами. Довольно смело для современной Гаваны, где правительство борется со всем тем, что так дорого Скэггсу. Но все это ему по барабану.

- У меня все документы в порядке, - объяснял он, пока мы неслись по набережной Маликон на огромной скорости в новом серебристом кабриолете Z28, a Rolling Stones надрывались из колонок. - Полицейские здесь все коммунисты.» Следует помнить об этом, - добавил он. - Они примитивны, но совсем не глупы. Их не проведешь. Только сегодня по до­роге в твою гостиницу меня арестовывали три раза.

- Что? - спросил я. - Три раза? За один день? Господи, Скэггс, это же страшно. Может, сегодня лучше не соваться на улицу?

- Ни о чем не беспокойся, - сказал он. - Они знают, что мои документы в порядке. Сдается, все дело в том, что они в восторге от моей машины. Им нравится лапать ее, пока идет проверка документов.

Скэггс - праздный джентльмен из Арканзаса, человек, живущий легкой жизнью, и хороший друг Билла Клинтона вдобавок. Я знаю его уже много лет и считаю честным и не­плохим человеком. Хотя Арканзас наложил на него свой от­печаток, и есть в нем что-то дикое и наглое. Он может в любой момент затеять ссору и выхватить из-за пазухи обрез. Скэггс - красивый мужчина с обходительными манерами и талантом грамотно размещать выгодные инвестиции.

Куба как раз представляла собой превосходное поле для инвестиций, но его дружба с президентом Америки несколько осложняла ситуацию.

- За последние пять лет на меня три или четыре раза за­водили дело в Америке, приходилось иметь дело с присяжными. Для начала они принялись прослушивать мои теле­фоны; затем за мною стали следить, куда бы я ни шел; люди, которых я знал всю жизнь, стали меня избегать. Я уехал из города в какой-то медвежий угол, но и это не помогло. Тогда я и решил: нет, я уже слишком стар для подобных штучек; купил эту долбанную яхту и уехал на Кубу.

* * *

Причал «Хемингуэй» в пригородах Гаваны стал одним их тех вражьих притонов, которых закрыли сразу после выхода указа о борьбе с тлетворным влиянием Запада. Прекратились вечеринки на борту яхт у облупленных набережных. Кубинкам больше не разрешали заходить на территорию причала, а если местные и заходили туда, то они обычно носили полицейскую форму. Так выглядела бы Касабланка, если бы нацисты установили там Новый Порядок. Эрнест Хемингуэй просто бы прифигел.

Мы потеряли кучу времени, плутая по узким полутемным улочкам, покрытым гравием, что тянутся вдоль всего причала. О старых добрых днях довоенного декаданса напоминают лишь несколько сохранившихся больших яхт. Суровая борьба с проституцией нанесла непоправимый урон вечериночному угару Гаваны, и тех немногих, кто продолжил жить на яхтах, ожидает теперь участь шпионов и извращенцев. Моего друга Скэггса из Литл-Рока арестовывали четы­ре раза только в тот день, когда мы с ним повстречались. Полиция приходила трижды в ту ночь, которую мы провели на его яхте, стараясь расслабиться за просмотром новостей о войне по телевизору. Скэггс вопреки запретам прятал его у себя на камбузе.

Мы сидели за столом из тикового дерева в капитанской кабине его яхты производства «Грэнд Бэнкс», когда по теле­визору передали, что югославы взяли в плен американских солдат. Это была одна из тех сцен, которые отпечатываются в твоей памяти на всю оставшуюся жизнь - люди рыдают и кричат в Техасе с ужасом в глазах, соседи разражаются сло­весным поносом на лужайках перед своими домами под пыт­ливым взглядом многих телекамер, и собаки облаивают те­левизионщиков.

Скэггс стукнул кулаком по столу и заорал:

- ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДЕРЬМО-ТО КАКОЕ ДЕПРЕС­СИВНОЕ! ЭТИХ НАШИХ ВОЕННЫХ-УБЛЮДКОВ НАДО РАССТРЕЛЯТЬ ЗАВТРА ЖЕ УТРОМ!

- Что? - отозвался я. - Возьми себя в руки, Скэггс. Их нельзя расстреливать, они же военнопленные.

- Ерунда, - сказал он. - Они - шпионы. Их надо Поста­вить К Стенке. Только так удастся привлечь внимание президента.

Я обомлел. Скэггс всегда бескомпромиссно поддерживал Клинтона, а Скэггсова жена - ярая противница смертной казни. Каждый год она два или три раза ездит в Вашингтон - лоббирует борьбу с полицейским произволом. От него как- то не ожидаешь услышать призывы расстрелять американских военнопленных. Но в тот вечер его жена не сидела вместе с нами на Кубе, и он мог не сдерживаться.

- Сукин сын зашел в этот раз слишком далеко, - пояснил Скэггс. - Он думает, что может сбрасывать килотонные бомбы на каждого, кто не отдает ему честь.