— Замечательно, — сказал я. — Мы будем делать ставки на каждую атаку, каждый пас и пробежку, каждое нарушение и каждый удар ногой по мячу.
Мы начали с подбрасывания монеты, которое выиграл Денвер, что стоило Паркеру первых ста долларов. В тот день для него это была первая из многих, очень многих потерь.
Те, кто поставил на то, что далласские «Ковбои» победят с перевесом более чем в 9 очков, к концу первой половины игры попали в положение, которое нельзя было назвать очень приятным. Эта позиция, которая казалась практичной и убедительной на 21 или 22 минуте, позже стала выглядеть довольно сомнительно, особенно после того, как Рич Карлис из команды Денвера дважды нанес очень опасные удары. Правда, этот отвратительный обиженный судьбой маленький пузырь оба раза промахнулся — один раз с 6-ярдовой линии.
Несмотря на его промахи, разница очков, которая к этому моменту игры должна была составлять 16–9 или, по крайней мере, 13–9, равнялась всего одному очку, и вес начал смещаться.
Но к середине третьей четверти стало ясно, что крутые ребята из Далласа просто слишком велики для «Мустангов», в команде которых средний вес игрока был на 20 фунтов меньше…
Атака Денвера — быстрая банда азартных мастеров своего дела — ничего не могла поделать с Филом Симмсом.
К концу третьей четверти счет равнялся 19–10… а потом 26–10, точно на один занос мяча выше девятиочковой разницы, и оставалась длинная, неприятная последняя четверть.
В конце игры Рич Карлис забил таки гол, но в этом уже не было смысла. Денверские Мустанги потерпели еще одно сокрушительное поражение — такое же унизительное, как давнишнее поражение «Фортинайнерс».
К закату солнца Паркер потерял 71 тысячу долларов, но, казалось, это его не волновало. Он был уверен, что вернет деньги, обыграв меня в гольф, где он делал по 6 гандикапов и часто играл в смешанных турнирах профессионалов и любителей.
Мы начали с девятой лунки и сделали «толстой железной» клюшкой удары в лунки 16,17 и 18, поставив на каждое попадание по тысяче долларов. Паркер играл с лихорадочной энергией наркомана или человека, которому нечего терять, и ему каким-то образом удалось выиграть три или четыре удара. У меня не хватило духу продолжать издевательство над Паркером. На 17 лунке у меня получился самый элегантный удар в моей жизни — с 220-ярдов я стукнул по мячу деревянной номер семь, мяч перелетел через высокий кипарис и ударился во флажок. Но до того как Паркер увидел это, я оттолкнул мяч в канавку и сказал, что потерял его. Тогда мне казалось, что я просто обязан так сделать.
Но настоящий ужас начался, когда мы, в конце концов, собрали наши вещи и попытались уехать назад в город. Темнело, оранжевые фонари ружейного тира мягко отражались в озере. Слышались громкие выстрелы из дробовиков. Мы медленно выехали со стоянки и направились к шоссе.
Когда Паркер увидел большой замок и цепь на воротах, которые были широко открыты, когда мы заезжали внутрь, он пришел в крайнее волнение.
— Матерь Божья! — завопил он. — Я знал, что это случится! Нас ждут снаружи! Это ловушка!
— Чушь, — сказал я. — Это какая-то ошибка. Нам надо просто вызвать полицию. Мы позвоним в ближайшее отделение. Они всего в пяти минутах езды от нас.
— Ты, сумасшедший ублюдок! — кричал Паркер. — Я знал, что тебе нельзя доверять!
Потом он исчез в зарослях парка, бросив все, кроме своей сумки «Харлей-Дэвидсон» и спичечной коробки, полной голубых капсул «экстази».
Больше мы никогда Паркера не видели. Через пять минут подъехало несколько полицейских машин. Одновременно с ними появилось несколько машин, полных пьяных подростков, которые начали нахально дразнить меня с другой стороны изгороди.
— Вы, маленькие грязные пьянчуги! — огрызнулся я. — Придет день, и вы окажетесь по эту сторону изгороди!
Потом полицейские Джон Пробст и Пол Гвинассо разогнали подростков, открыли ворота и выпустили нас наружу… за исключением Паркера, который спрятался между деревьями, как крыса.
26 января 1987 года
На днях я беседовал с журналистом из Аризоны, и тот сказал мне, что следует осторожнее делать выводы относительно гнусного скандала, тень которого накрыла Белый дом.
— В этих событиях нельзя видеть повторение Уотергейта, — сказал он. — Тут совершенно другая ситуация.
— Ты прав, — ответил я. — Больше напоминает Карсон-Синк.
— Чепуха, — сказал он. — История с Карсон-Синк вообще не имеет ничего общего с политикой. Это «вымирание» животных было загадочной катастрофой — даже биологи были озадачены.
— Не совсем так, — сказал я. — Они знали, что причина — в яде, который убил все живое.
Это правда. Карсон-Синк — национальный заповедник дикой природы, в котором умерли все животные или, по крайней мере, большинство из них, а те, что выжили, с трудом перебрались через пустыню и отравили другие земли принесенным в себе ядом. Там жили гуси, белые цапли, лысухи, вороны, утки, голубые цапли, белые пеликаны и около трех миллионов рыб… «Раньше это было отличное место, — сказал один из местных жителей. — Мы приезжали сюда и кормили птиц. Теперь мы не можем даже есть их».
В Вашингтоне это не стало бы проблемой. Здесь до сих пор в моде каннибализм, но по природе своей это скорее форма искусства, а не использование в пищу плоти. Здесь пищевая цепочка настолько пропитана ядом, что аборигены давно выработали к нему иммунитет и вполне благоденствуют.
Например, Уильяма Кейси и Роберта Макфарлейна съели так быстро, что некоторые сравнивали их с рыбой фугу, которую в Японии считают изысканным деликатесом, блюдом для настоящих гурманов.
Кейси, бывшего шефа ЦРУ, съели за несколько часов, сразу после его первого и последнего контакта с грозным токсином «Иран-контрас». Он исчез так быстро, что никому не удалось даже поговорить с ним. Пришлось довольствоваться сообщениями об опухоли головного мозга, которая лишила его способности вести беседу.
Макфарлейн, бывший советник президента по национальной безопасности, продержался немного дольше, но в конце концов и его постигла та же судьба. Вскоре после того, как он предстал перед сенатской комиссией по разведке и дал свидетельские показания, способные подорвать доверие к президенту Рейгану, он впал в депрессию и проглотил тридцать таблеток валиума. Происшествие было названо «попыткой самоубийства». Попытка не удалась, и Макфарлейн в настоящее время «уютно отдыхает» под охраной и наблюдением службы безопасности в госпитале военно-морских сил в Бетесде, по соседству с Кейси.
Надолго там Макфарлейн не задержится. Скоро понадобятся свободные койки: расследование продолжается, и другим ребятам из Белого дома тоже придется давать показания под присягой. Валиум сметут с прилавков, а желудочные отсосы в Бетесде будут работать без перерыва. В конце весны спецпалата будет переполнена и станет напоминать кошмарную сцену из «Унесенных ветром», изображающую полевой госпиталь, где раненые лежат прямо на улице… Будут раздаваться стоны и плач, многих пациентов скуют цепями, как обычных преступников, — с номерами, нарисованными прямо на лбу чернилами, и повестками в суд, прилепленными суперклеем к их серым пижамам.