— Нет! — кричал он. — Мне жаль эту девочку, и я хочу помочь ей!
Я улыбнулся.
— Это то, что говорил Толстый Арбэкль, и ты знаешь, что они с ним сделали.
— Кто?
— Неважно. Просто представь себе картину: ты говоришь присяжным, что ты пытался помочь этой бедной девочке, дав ей ЛСД, а затем заманив в Вегас для своих злодейских, в чем мать родила, телодвижений в жопу.
Он печально покачал головой.
— Ты прав. Они, вероятно, сожгут меня заживо у позорного столба… Или предадут огню прямо на скамье подсудимых. Блядь, вот и пытайся кому-нибудь помочь в наши дни…
Мы уговорили Люси спуститься к машине, сказав ей, что пришло время «ехать встречаться с Барброй». У нас не было никаких проблем в том, чтобы убедить ее забрать с собой все рисунки, но она никак не могла понять, зачем мой адвокат захотел взять ее чемодан. «Я не хочу смутить ее, — протестовала она. — Она будет думать, что я пытаюсь навязаться к ней в гости или еще что-нибудь в этом роде».
— Нет, она не такая, — быстро сказал я…
Но это было все, что я мог сообразить. Я чувствовал себя как Мартин Борман. Что произойдет с этой бедной идиотиной, когда мы от нее избавимся? Тюрьма? Проституция? Что бы сказал в этой ситуации Доктор Дарвин? (Естественный, как его… Отброс? Какое правильное слово? Рассматривал ли Дарвин идею временной непригодности? Липа «временного помешательства»? Мог бы Доктор отвести в своей теории место для такой штуки, как ЛСД? ) Все это, конечно, академично. Люси зависла над нами дамокловым мечом, который вполне мог бы рубануть по нашим шеям. Другого выбора у нас абсолютно не было, — оставалось только бросить ее на произвол судьбы и надеяться, что память у нее ебнулась. Впрочем, некоторые кислотные жертвы — особенно психованные монголоиды — имеют странную, известную идиотской науке склонность вспоминать случайные детали, и ничего больше. Возможно, что Люси проведет еще два дня в тисках полной амнезии, а затем выскочит из нее, не помня ничего, кроме нашего гостиничного номера во «Фламинго»…
Я подумал об этом… Но оставалось все-таки одно — увезти Люси в пустыню и скормить ее останки ящерицам. К такому я не был готов; пожалуй, подобный вариант был несколько тяжеловат для той хуйни, которую мы пытались обезопасить. Для моего адвоката. К этому все и сводилось. Так что проблема заключалась в том, чтобы выработать золотую середину и направить Люси в том направлении, где она не захочет взяться за ум и спровоцировать роковой ответный удар.
Деньги у нее были. Мой адвокат убедился в этом. «По меньшей мере 200 долларов, — сообщил он. — И мы всегда можем позвонить легавым в Монтану, где она живет, и сдать ее».
Я не горел желанием это делать. «Послать ее на фиг в Вегасе нехорошо, но передать ее властям будет еще хуже», — чувствовал я… В любом случае не обсуждается. Не сейчас. «Какой же ты чертов монстр, оказывается? — заметил я. — Сначала похитил девочку, затем изнасиловал, и сейчас ты хочешь отправить ее за решетку».
Он пожал плечами: «Просто мне пришло в голову, что у нее нет свидетелей. Все, что она скажет о нас, будет совершенно неубедительно».
— О нас? — переспросил я.
Он удивленно воззрился на меня. Я видел, что его мозги прочищаются. Кислота почти полностью отпустила. Это означало, что Люси тоже, по возможности, скоро оклемается. Пора рубить концы.
Люси ожидала нас в машине, слушая радио с шалой улыбкой на лице. Мы стояли от нее в десяти ярдах. Если кто-нибудь видел нас со стороны, то, наверное, предположил, что мы ведем какой-то омерзительный, беспредельный спор относительно того, у кого «права на девочку». Обычная сцена для автостоянки в Вегасе.
Наконец мы решили забронировать ей номер в «Американе». Мой адвокат гуляючи подошел к машине и выяснил под каким-то предлогом ее фамилию, а затем я заскочил внутрь и позвонил в отель, сказав, что я ее дядя и хочу, чтобы с ней обращались очень бережно и предупредительно, потому что она художник, и поэтому выглядит немного нервной, раздраженной и легко возбудимой. Гостиничный клерк заверил меня, что они окажут ей должное внимание.
Затем мы довезли ее до аэропорта, сказав, что мы собираемся обменять «Белого Кита» на шестисотый «Мерседес», и мой адвокат повел ее в холл со всем барахлом. Люси по-прежнему находилась в прострации и невнятно бормотала, когда он волок ее за собой. Я заехал за угол и стал ждать.
Спустя десять минут он вразвалку дошел до машины и забрался внутрь.
— Трогайся медленно, — сказал адвокат. — Не привлекай внимания.
Когда мы выбрались на бульвар Лас-Вегаса, он рассказал, что дал одному из носильщиков в аэропорту 10 баксов — проследить, как его пьяная подружка доберется до «Американы», где у нее забронирован номер.
— Я сказал ему, чтобы он убедился, что она туда действительно добралась, — пояснил он.
— Думаешь, доберется?
Он кивнул.
— Чувак сказал, что еще за пять долларов, которые я ему дал, он оплатит проезд и попросит таксиста развлекать ее всякими анекдотами. Я втюхал ему, что у меня неотложное важное дело, но я прибуду туда через час — и если эта девочка не будет зарегистрирована, я вернусь в аэропорт и вырву ему легкие.
— Это хорошо, — сказал я. — В таком городе трудно щеголять утонченными манерами.
Он усмехнулся.
— Как твой адвокат я советую тебе сообщить, куда ты подевал чертов мескалин.
Я подъехал к тротуару. Саквояж был в багажнике. Он вытащил две пилюли, и мы съели по одной. Солнце опускалось за поросшие кустарником холмы на северо-западе города, по радио доносилась хорошая мелодия Кристофферсона. Мы проехали назад в город сквозь теплые сумерки, расслабившись на красных кожаных сиденьях нашего электрического белого «Коупа да Вилле».
— Может, отдохнем сегодня вечером? — предложил я, как только мы пронеслись мимо «Тропиканы».
— Правильно, — сказал он. — Давай найдем хороший ресторан с дарами моря и отведаем немного красной рыбы. Меня гложет сильнейшая тоска по красной рыбе.
Я согласился.
— Но сначала мы должны вернуться в отель и освоиться на новом месте. На скорую руку искупаемся и выпьем немного рома.
Он кивнул, откинувшись назад на сиденье и уставившись в небо. Ночь опускалась в замедленном темпе.
Мы миновали стоянку во «Фламинго» и проехали вдоль задней стены, через лабиринт, к нашему крылу. Никаких проблем с парковкой, никаких неприятностей в лифте, и в номере, когда мы зашли, стояла мертвая тишина: полумрак, мирная идиллия, высокие гладкие стены, окна, выходившие на лужайку с подстриженной травой и бассейн.
Признаки жизни в комнате подавал лишь красный мигающий свет на индикаторе сообщений. «Наверное, обслуга номеров, — предположил я. — Заказал немного льда и выпивки. Думаю, что их приносили, пока нас не было».