— Может, тебе еще выпить, — нервно сказал он. — Боже, да эта чума пробрала тебя до печенок, а?
Я попытался улыбнуться.
— Ну… ничего хуже… нет, это — худшее…
Шевелить челюстями было тяжело, а язык походил на пылающий магний.
— Heт… не о чем беспокоиться, — прошипел я. — Может, ты просто… кинешь меня в бассейн или еще чего-нибудь придумаешь…
— Черт возьми. Ты принял слишком много. Ты вот-вот взорвешься. Господи, да посмотри на свою рожу!
Я не мог двигаться. Наступил полный паралич. Каждый мускул моего тела сократился. Я не мог моргать, еще меньше — говорить или вертеть головой.
— Это долго не продлится, — констатировал он. — Самая чума — первый накат. Надо пересидеть ублюдка. Если я тебя отнесу сейчас в бассейн, ты камнем пойдешь ко дну к такой-то матери.
Смерть. Я был в том уверен. Даже мои легкие, казалось, не функционировали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я не мог открыть рот, чтобы об этом попросить. Я собрался умереть. Парализованный, сидя на кровати… ну хоть по крайней мере это не больно. Наверное, я отключусь через несколько секунд, а после этого все уже будет неважно.
Мой адвокат в очередной раз переключился на телевизор. Опять шли новости. Экран заполнила физиономия Никсона, но его речь была безнадежно искажена. Я смог только вычленить одно слово — «жертва». И оно повторялось снова и снова: «Жертва… жертва… жертва…».
Я слышал свое тяжелое дыхание. Мой адвокат, кажется, обратил на него внимание. «Просто оставайся расслабленным, — бросил он через плечо, даже не взглянув на меня. Не пытайся бороться с адренохромом, иначе у тебя мозг пойдет пузырями… параличи, аневризмы… просто парализует, и ты подохнешь». Его рука по-змеиному вытянулась, переключая каналы.
Лишь после полуночи я оказался, наконец, в состоянии говорить и двигаться по комнате… Но наркотик все-таки еще действовал; электрическое напряжение просто снизилось с 220 до 110 вольт. От перевозбуждения у меня начался словесный понос, и я, неимоверно потея, метался по комнате, как дикое животное, не в состоянии сконцентрироваться на какой-нибудь конкретной мысли больше двух или трех секунд.
Мой адвокат, сделав несколько звонков, отодвинулся от телефона.
— Есть только одно место, где мы можем достать свежую красную рыбу, — сообщил он, — и оно по воскресеньям закрыто.
— Конечно, — раздраженно сказал я. — Эти проклятые Одержимые Иисусом! Они размножаются как крысы!
Адвокат с любопытством пожирал меня глазами.
— Как насчет «Процесса»? — спросил я. — Есть ли он здесь вообще? Ну там деликатесы или еще чего-нибудь в этом роде? С несколькими столиками у задней стены? У них фантастическое меню в Лондоне. Я ел там однажды, удивительная еда…
— Спустись с небес на землю и возьми себя в руки. И ты не захочешь даже упоминать о «Процессе» в этом городе.
— Ты прав. Позови инспектора Блера. Он знает толк в еде. Полагаю, у него есть прейскурант.
— Лучше вызвать обслугу номеров, — предложил он. — Мы можем развести их на клешни краба и кварту муската «Братья Во Христе» за двадцать баксов.
— Нет! Мы должны отсюда выбраться. Мне нужен воздух. Давай поедем в «Рино» и закажем там большой рыбный салат с тунцом… черт, да это не займет много времени. Всего около четырехсот миль; в пустыне никаких пробок…
— Забудь об этом. Это Армейская территория. Испытания бомб, нервно-паралитического газа — нам там ничего хорошего не светит.
На полпути к центру мы забурились в место под названием «Большой Флип». Я сожрал «Нью-Йоркский Бифштекс» за 1.88$. Мой адвокат заказал «Койот Буш Баскет» за 2.09$, а после мы выпили по кружке водянистого кофе «Золотой Запад», наблюдая, как четверо в стельку пьяных ковбойского типа молодцов забивают до полусмерти какого-то педика между бильярдными столами.
— Этот навязший в зубах спектакль никогда не закончится в Вегасе, — заметил мой адвокат, как только мы похиляли к машине. — Человек с правильными завязками, зависнув здесь ненадолго, может надыбать столько свежего адренохрома, сколько его душе угодно.
Я согласился с ним, хотя в тот самый момент пропустил все мимо ушей. Я не спал около восьмидесяти часов, и это страшное испытание довело меня до полного истощения… а завтра мы уже должны взяться за ум. Наркотическая конференция разразится в полдень… а мы все еще не были уверены, как на ней себя вести. Так что приехали обратно в отель и уселись смотреть английский фильм ужасов в шоу для полуночников.
Мы сидели в арьергарде полуторатысячной толпы в главном зале отеля «Дюны». А далеко впереди, на сцене, едва различимый с задних рядов, исполнительный директор Национальной Ассоциации Окружных Прокуроров по имени Патрик Хили — средних лет, холеный, походивший на удачливого бизнесмена из «Великой Старой Партии» — открывал Третий Национальный Съезд по проблеме Наркотиков и Опасных Наркотических Веществ. Его реплики доходили до нас с помощью большого, низкочастотного громкоговорителя, установленного на стальном столбе в нашем углу. Около десятка других были установлены по всему помещению, угрожающе нависая над толпой… так что не имело значения, где ты сидел, и если даже пытался спрятаться, тебя все равно настигало здоровенное рыло громкоговорителя.
Что создавало довольно странный эффект. Вместо того чтобы смотреть на отдаленную фигуру, трепавшуюся впереди на подиуме, слушатели начали пялиться на ближайшую к ним тошнотворную бубнилку. Способ расположения громкоговорителей, а ля 1935 год, полностью обезличил зал. В этом было нечто зловещее и авторитарное. Наладчик этой «саунд-систем» наверняка числился вспомогательным техником шерифа по вызову и работал в кинотеатре для автомобилистов на открытом воздухе в Маскоги, штат Оклахома, где менеджмент не может позволить себе раскошелиться на индивидуальные динамики для машин и полагается на десять огромных репродукторов, закрепленных на телефонных столбах на стоянке. Год тому назад я побывал на рок-фестивале «Небесная Река» в окрестностях Вашингтона. И там дюжина совершенно отъехавших фриков из Фронта Освобождения Сиэттла смонтировали «саунд-систем», доводившую каждую ноту акустической гитары — даже кашель или звук ботинка, стучащего в такт, — до ушей наполовину оглохших кислотных жертв, сгрудившихся в кустарнике на расстоянии в полмили.
Однако лучшие техники, доступные на Национальном Съезде Окружных Прокуроров в Вегасе, явно не могли себе этого позволить. Их звуковая система работала так, как будто орал осипший Улисс С. Грант, направляя свои войска во время осады Виксбурга. Голоса, раздававшиеся со сцены, немедленно искажались до смутного вибрирующего эха, и этого запоздания было достаточно, чтобы слова доходили до слушателей вне контекста, не совпадая с жестами докладчика.