О, до чего я дожил! Вот позор!

Меня все примут за гермафродита!

Форкиады

Ах, как мы все похорошели сразу:

Теперь у нас два зуба и два глаза.

Мефистофель

Мне в этом виде лишь чертей пугать,

А больше носу некуда казать.

(Уходит.)

Скалистые бухты Эгейского моря

Луна, остающаяся все время в зените.

Сирены (расположившись кругом на утесах, играют на флейтах и поют)

Как преступницы и лгуньи,

Фессалийские колдуньи

Низводили беззаконно

Трон твой наземь с небосклона.

Но спокойно, примирение

Посмотри на блеск затона

И на белые буруны

Разволнованной лагуны.

Служим мы тебе усердно,

Будь, луна, к нам милосердна.

Нереиды [179] и тритоны (в виде морских чудовищ)

Вызовем трубой протяжной

На простор равнины влажной

Всех со дна, из глубины!

Из пучины, бурей взрытой,

Мы сюда, в залив укрытый,

Песнями привлечены.

Мы для праздника надели

Перстни, цепи, ожерелья,

Золотые пояса.

Тут утопленниц каменья.

Это – кораблекрушений

Затонувшая краса.

Это, демоны залива,

Ваша страшная пожива.

Моряки, ища причала,

Разбивались здесь о скалы,

Слыша ваши голоса.

Сирены

Знаем мы, что в синей зыби

Нежится порода рыбья,

Отливая чешуей.

Но на нынешнем веселье

Мы б увериться хотели,

Что не рыбы вы душой.

Нереиды и тритоны

Прежде чем сюда приплыли,

Это мы сообразили.

Отплывем от этих глыб,

В глубину нырнем проворно

И докажем, что, бесспорно,

Кровью мы теплее рыб.

(Удаляются.)

Сирены

Исчезли вмиг.

Попутным зефиром

Уносит их

К высоким кабирам.

О них в Самофракии

Предания всякие.

Ходит молва:

Сами себя производят, не зная,

Кто они сами,

Те божества.

Месяц над нами,

Останься всю ночь!

Утро лучами

Погонит нас прочь.

Фалес (на берегу Гомункулу)

Я б мог свести тебя с охотой

С Нереем, мы у края грота.

Но он ужасный мизантроп,

Ворчлив, упрям и твердолоб.

Одно уже людское имя

Рождает злобу в нелюдиме.

Но будущность ему ясна,

Вот оправданье ворчуна.

Старик своим сужденьем строгим

Нередко был полезен многим.

Гомункул

Заглянем все ж. Я не боюсь,

Что сгасну или разобьюсь.

Нерей [180]

Людской какой-то голос? Что за гость?

О люди! В сердце будите вы злость!

С богами вы желаете сравняться

И над собой не можете подняться.

Какой бы дивный я вкушал покой,

Не будь мне жалко слабости людской!

Напрасно проявлял я жалость эту,

И пропадали зря мои советы.

Фалес

И все же нас ответом удостой,

Мудрец пучины, старец водяной!

Вот в образе людском огонь пред нами.

Ждет от тебя совета это пламя.

Нерей

Совета? Кто оценит мой совет?

Для увещаний в мире слуха нет.

Хоть люди платятся своей же шкурой.

Умней не делаются самодуры.

Как я Париса предостерегал,

Чтоб он чужой жены не похищал!

Здесь, на границе греческой земли,

Когда он предо мной стоял надменно,

Я предсказал ему проникновенно

Все, что прозрел я мысленно вдали:

Войну, приплытье греков, дни осады,

Треск балок, дым, горящие громады,

Захват твердыни, преданной огню,

Пожар, убийство, бойню и резню.

День судный Трои, гением поэта

На страх тысячелетиям воспетый.

Но вызывающего смельчака

Не удержало слово старика.

В угоду чувству он попрал закон,

И пал его виною Илион.

По-богатырски пал, во всем величье,

Орлов на Пинде сделавшись добычей.

Улисса остерег я наперед

О том, что он к Циклопу попадет,

И предсказал плененье у Цирцеи,

Но стал ли он от этого умнее?

Что спасся он, – счастливая случайность.

А то б его не миновала крайность.

Фалес

Конечно, грубость сердит мудреца,

Но есть и благодарные сердца.

Признательности капля перевесит

Тьму оскорблений, как они ни бесят.