Что бы там ни случилось, в Чэнду ее нет.
Она далеко от города, в заповеднике.
Карта сдвинулась чуть выше.
Круги замелькали сильнее.
«Вэньчуань».
Не может быть.
Этого.
Не может.
Быть.
Открылись двери автобуса, я рванул к выходу, прямо по ногам, на ходу выдергивая застрявший среди тел рюкзак.
Побежал обратно по мосту, на ходу набирая ее номер.
«Дуй бу ци… [16] – раз за разом слышался в трубке ровный женский голос. – Телефон выключен или находится вне зоны доступа».
У входа на кампус перед огромным экраном толпились люди.
Остановился перевести дух.
На фоне знакомо пульсирующей карты диктор, на этот раз женщина со строгой прической, спрашивала о чем-то корреспондента – его фото виднелось в углу экрана. Он отвечал, но из-за помех я почти ничего не понимал.
«Люди», «дома», «школа», «дети»…
Какие-то цифры…
Дернулся и опять побежал.
Компьютер грузился неохотно, будто нарочно медленно. Хотелось вмазать по нему кулаком, но сдержался, понимая – останусь без информации.
Давай, давай, сука такая.
Давай!
Есть.
Новости.
Прыгал глазами по строчкам, возвращался в начало, перечитывал, пытался осознать.
Нет, – говорил себе, – нет.
Нет.
Нет.
Нет!
«В китайской провинции Сычуань сегодня в 14:28 по местному времени (10:28 по Москве) произошло мощное землетрясение, магнитуда которого составила от 7,6 до 8 баллов. Люди в пострадавших районах не могут связаться друг с другом, повреждены коммуникации – отсутствует телефонная связь. По данным властей, жертвами стихии стали 8533 человека. Таковы последние данные по провинции Сычуань, без учета соседних с ней регионов, где также имеются жертвы».
Все будет хорошо, твердил я себе. Все обойдется. Вот же – говорят, что нарушена связь. Повалило вышки – и мобильники отрубились.
Она жива. Не может дозвониться, только и всего. Растерянная, напуганная, среди кричащих людей, в руке – бесполезный телефон.
Болтается на ремешке медвежонок Путин…
«Дуй бу ци… – в который раз ответила трубка. – Дуй бу ци…»
Я перескакивал с одной страницы на другую.
«Эпицентр бедствия находился в 92 км от г. Чэнду – административного центра провинции, но подземные толчки ощущались во многих городах страны и даже на Тайване, в таиландской столице Бангкоке и во вьетнамском Ханое».
Да плевать и на Тайвань и на вьетнамцев.
Скажите одно: что – с ней?
Где моя девочка?
Снова хватаюсь за телефон.
«Дуй бу ци…»
«Дуй бу ци…»
«Дуй бу ци…»
Заставил себя оторваться от монитора.
Спустился на улицу.
Обычный вечер, душный и тихий. Ковыляли, шаркая тапками, старухи, возвращаясь с прогулки. Тренькали велосипедные звонки. Кривоногий малыш семенил по газону за мячиком. Играли в «догонялки» неотличимые друг от друга девочки в светлых платьях. Курили охранники у ворот поселка.
В магазине тоже было спокойно. Рылась в лотке для мороженого тетка с бигудями на голове, сутулый дедок изучал надписи на бутылке йогурта. Скучал за кассой знакомый продавец, зевая и выставляя напоказ металлические зубы.
Будто и не случилось ничего.
Я купил сигарет. Помявшись, взял бутылку байцзю.
– Если с ней все в порядке, я брошу пить. Даже пиво.
Продавец оживился, зыркнул в мою сторону с любопытством.
Вряд ли он понял, что я сказал, но разговаривающий сам с собой лаовай – всегда интересное зрелище. В поселке живет трое сумасшедших, их все знают. Но они – свои, стало быть, неинтересные. Лаовай – другое дело.
– Что там, в Сычуани? – спросил, расплачиваясь.
Зная мои способности к китайскому, продавец изобразил руками, будто трясет погремушки-маракасы. Подумал, ухватился за стойку с конфетами, пошатал ее.
Поразило, что во время этой пантомимы он улыбался.
Дома жахнул полстакана водки, запил водой и приник к монитору.
Новости повторялись, англоязычные ничем не отличались от наших. Появились фотографии: завалы, врачи, спасенные младенцы, расплющенные машины.
Алкоголь лишь взвинтил. Не допив бутылки, я отправился к Ласу.
Фриц осторожно приоткрыл дверь – видать, я здорово барабанил кулаком.
– Помоги мне купить билет до Чэнду. Закажи по интернету, я сам не могу. На утро, в одну сторону.
Лас деликатно кашлянул. Показал – заходи.
В комнате пахло анашой.
Я сгреб в сторону вещи, раскиданные по кровати.
Сел и обхватил руками голову.
– Мой друг…
Лас полез в ящик стола.
– Если ты в курсе, что там случилось…
– Именно. Там Ли Мэй, ты понимаешь, хрен очкастый?! Там люди под… – я забыл, как сказать по-английски «завалы», – там людям помощь нужна.
Лас терпеливо кивнул. В руках его зашуршал пакет с «травкой».
– Вот из-за того, что там случилось, ты туда и не попадешь. Мне очень жаль, но аэропорт в Чэнду не работает.
Немец отсыпал на стол приличную горку.
– Будешь?
– Нет.
Меня начало бесить его спокойствие.
– А как туда можно добраться?
– Никак. Тебя никто не пустит.
– С чего это вдруг?
– Ас того… Подожди, где моя трубка? Ты, кажется, сидишь на ней.
Чуть не швырнул ему в лицо железную «дудку».
– Ну, так почему?
– А потому, что Сычуань – это не только панды и острая кухня. Интересовался бы ты положением дел побольше, тогда бы знал: в этой провинции имеются «важные промышленные объекты». И что с ними произошло сейчас – никому неизвестно. Кроме тех, кому положено знать, разумеется.
– Какие, на хрен, объекты еще… Там же люди… Там она!..
– Людей много… А с нею, надеюсь, все в порядке, – поймав мой взгляд, добавил немец. – Там химзаводы, причем военные. И ракетные базы. Полный хаос вокруг, а ты, лаовай, хочешь туда проникнуть.
– Абсурд…
– Если ты сомневаешься, можешь попробовать. Но только время потеряешь и под наблюдение попадешь.