* * *
Обращаюсь к Богу тогда, когда мне хорошо, а не плохо. Когда душу поглощает грусть, стараюсь своими силами преодолеть сложности. Не зову на помощь, как раньше, не срываюсь на окружающих. Отважно жду отступления боли. Грусть не может быть бесконечна. В молодости она похожа на легкую простуду, с возрастом больше напоминает мигрень. Грусть, как вирус гриппа, пока не проявится в полной мере, не покинет организм... Когда плескаюсь в счастье, всегда вспоминаю о Боге. Не загружаю Его высокопарными речами, мол, спасибо за кров, мир, хлеб насущный. По-детски поднимаю голову к небу, подмигиваю Ему правым глазом. Он понимает. Подмигивает в ответ. Мой Бог – не тот, кто царствует в небесных просторах, восседая на мягком троне из пушистых облаков. Мой Бог – тот, кто живет во мне. А на небе всего лишь место Его работы. «Лучший офис и не придумаешь. Вокруг облака, под ногами ковер из голубой мякоти, хрустальный воздух. Игривые ангелы – верные помощники – окружают меня. Вот в такой обстановке работаю. Правда, не успеваю рассматривать обращения людей в желаемые ими сроки. Но в обязательном порядке знакомлюсь со всем поступающими заявками. 99 процентов из них претворяю в реальность. Рано или поздно...» Всевышний сетует на отсутствие терпения у основной части человечества. «Неужели не понимают того, что Бог не успевает быстро осуществлять все мечты?! Вас много, я – один. У каждого наступит свой звездный час. Передай всем, кому сможешь...»
Беседуем с Богом в маленькой кофейне. Он заказывает крепкий турецкий кофе, я – папатия чайы [44] . Он курит сигары, я – сигареты. Говорим о чем угодно. Между нами есть одна договоренность – не имею права о чем-либо просить Его во время приватных встреч. «Обращайся ко мне так же, как и все. Посредством души...» Иногда я все же беру на себя смелость и озвучиваю просьбы. «Избавь людей от боли, преврати темную грусть в светлую, исцели больных от болезней и... сделай так, чтобы на земле не было бездомных собак, кошек. Пусть для каждого найдется любящая семья. Неужели это трудно? Я ведь даже не прошу о вечной жизни...» Бог хмурится. «Злоупотребляешь нашей дружбой... Однако мне нравится, что ты просишь для всех, а не для себя... Ничего не могу обещать... Запомни, многое зависит от самих людей». Он внезапно вспоминает о каком-то неотложном деле. Встает из-за стола, спешит к выходу. Иду за ним. Бог останавливается на пороге кафешки. Обнимаемся. Он благоухает весной, а Его густая седая борода пахнет табаком и цветами абрикосового дерева. «Ладно, мой милый друг... До встречи... Не забывай обо мне... И главное – не забывай верить...» Киваю в ответ. Провожаю, и в голове вертится забавная мысль: оказывается, Бог похож на Санта-Клауса...
Зажмуриваюсь. Через пару секунд открываю глаза, оглядываюсь вокруг. Надо же, я не в кафешке, а на диване у себя в гостиной. Странно. Это было сном или реальностью? Распахиваю балконную дверь. Смотрю в небо. Сквозь облака вижу Его, подмигивающего. Как всегда, подмигиваю в ответ. Надо верить...
Осенью воспоминания поднимаются на поверхность разума. Мысленным кинопроектором просматриваешь кадры из прошлого. Далеко не приятный фильм, а зачастую и болезненный. Есть в этом и хорошее: окинув взглядом прошлое, иначе смотришь в будущее. Рассеиваются напрасные иллюзии, укрепляется душевный иммунитет. Некая переоценка ценностей... Осень – единственное время года, которое учит. Излечиваться от прошлого, не складывать горестно руки, искать любовь и ждать. Осень наделена даром исцеления...
Полупустая кафешка на берегу Босфора. На часах 21:40. Сидим под открытым небом, усыпанным бриллиантовыми звездами. Между ними величественно расположилась луна. Царица ночного Стамбула мерцает в зеркальной глади Босфора, прокладывает фосфоресцирующую дорожку в темных водах пролива. Турки назвали отражение луны на водной глади потрясающим словом. В 2007 году оно победило на международном конкурсе на самое красивое слово в мире. Yakamoz. «Якамоз подсказывает одиноким людям верный путь любви. Направляет, стоит его лишь раз увидеть». Прабабушка Пярзад права, я испытал на себе...
Температура воздуха +14. Прохладный ветерок с пока еще ласковыми нотками пойраза [45] обдувает лицо, разогревает щеки. Закутались с Зейнеп в наши апельсиновые пуховые куртки. Пьем горячий чай в бардаках [46] , наслаждаемся дивным якамозом. Вспоминаем осень двухлетней давности. Тогда только узнавали друг друга. Помню, как прогуливались по набережной, рассказывали друг другу о пережитом до нашей встречи. На некоторых эпизодах собственных повествований я с трудом сдерживал слезы. Мужчина не имеет права плакать. Зейнеп убедила меня в обратном. «Эй, почему ты прячешь слезы? Мужчина не должен показывать слез своих поражений, но если он плачет от любви к людям, потерянным во времени, в этом нет ничего страшного. С такими слезами вытекает тоска. Их нельзя сдерживать, иначе с прошлым не смиришься...» После этих слов разрыдался с каким-то детским отчаяньем. Позволил себе выплакать боль минувшего времени. Она шла рядом, держала за руку. И я ощущал тепло обретенной половинки. В это мгновение дал себе слово: «Отныне я больше никогда не буду плакать». Мужчины порою дают себе и такие обещания...
* * *
Доверяю даже ее ошибкам. Доверяю сквозь проливной дождь ревности. Глупые любвипатологи утверждают, что доверие не может быть синонимом ревности, какими бы искренними не являлись отношения влюбленных. Посмеиваюсь над беспочвенной категоричностью «специалистов». Они ошибочно выдают свои измышления за реальную жизнь. По сути, ревность умещается в доверие. Ревность в букете настоящей любви – это не подозрения мужчины-собственника. Ревность, к примеру, в моем случае – это страх потерять обретенное. Плюс недоверие к восточным мужчинам-ловеласам, способным соблазнить понравившуюся женщину вопреки ее стойкости...
Оберегаю любимую так, чтобы она не испугалась моей опеки. Если женщине становится тесно в ауре мужчины, она начинает искать свободу там, где поиски заканчиваются изменой... Я не контролирую поступки, передвижения, планы Зейнеп. Полная свобода. Во всяком случае, создаю для нее такую иллюзию. На Востоке говорят, что мужчина должен контролировать ситуацию так, чтобы окружающие считали его слепцом. Я не слежу за любимой, маниакально названивая десятки раз за день с вопросами «Где ты?», «С кем?», «Куда идешь?». Просто чаще говорю ей «люблю»...
Порою мне кажется, мы мыслим одинаково. Будто один человек в двух разных обличиях. Знаю, как она поступит в той или иной ситуации. Знаю, куда она хочет, чтобы я ее целовал. Знаю, чего она ждет, чего опасается. Знаю, в каком направлении она пойдет, куда завернет. Хотя, может, мне так кажется?! Ни один мужчина не знает, о чем думает женщина... Обожаю гулять с ней по вечерам. Ходить в уютные ресторанчики, откуда по вечерам видны огни, что зажигаются по берегам Золотого Рога. Обожаю наблюдать за ней. Смотреть, как краснеет ее точеный носик на холоде или как она трет замерзшие ладони одну о другую. Слышать, как она забавно чихает, словно котенок. Обожаю возвращаться домой на такси, сидя с ней на заднем сиденье, положив голову ей на плечо. Вдыхаю родной запах, читаю сквозь стекло слова, сложенные из ярких лампочек на спящих зданиях... «Жизнь дарит человеку в лучшем случае одно-единственное неповторимое мгновение, и секрет счастья в том, чтобы это мгновение повторялось как можно чаще». Уайльд, как всегда, прямо в точку...