Цветы для Элджернона | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Ночью мне снились кошмары, и я кое-что запомнил.

…Ослепленный клубами пыли, я бегу по длинному коридору. Я бегу вперед, потом поворачиваюсь и бегу назад. Мне страшно, потому что в моем кармане что-то спрятано. Я не знаю, что это такое и откуда оно взялось, но сознаю, что это хотят у меня отнять.

Вдруг падает стена, в проломе появляется рыжеволосая девушка и протягивает ко мне руки. Ее лицо - бледная маска. Она обнимает, целует и утешат меня, мне хочется крепко прижать ее к себе, но я боюсь. Она не отпускает меня и мне становится все страшнее, потому что я знаю, что никогда не должен прикасаться к женщине. Я начинаю ощущать, как что-то бурлит и дрожит во мне. Становится тепло. Я поднимаю глаза и вижу в ее руке окровавленный нож. Я убегаю. В моих карманах пусто. Я обшариваю карманы, но не знаю, ни что именно я потерял, ни почему я вообще прятал это.

Когда я проснулся и вспомнил про Алису, меня охватила такая же паника, как и во сне. Чего же я боюсь? Наверно, это как-то связано с ножом.

Я сварил кофе и выкурил сигарету. Мне еще никогда не снилось ничего подобного, и я совершенно уверен, что сновидение уходит корнями во вчерашний вечер. Я начинаю думать об Алисе по-другому.

Свободные ассоциации - все еще слишком мучительный процесс. Очень трудно отучиться контролировать свои мысли…Распахни свой мозг и дай чему угодно вливаться в него… Образы булькают, как пузыри в стакане… в ванне… там купается женщина… девочка… Норма принимает ванну… Я подсматриваю в замочную скважину… Она встает, чтобы вытереться, и я вижу, что ее тело отличается от моего… Чего-то не хватает.

Бегу по коридору… Кто-то гонится за мной… не человек… всего лишь огромный сверкающий кухонный нож… Я в ужасе и хочу закричать, но голоса нет, горло мое перерезано и из него льется кровь.

- Мама, Чарли подглядывает за мной!

Почему она другая? Что случилось с ней…? Кровь… реки крови… Три слепых мышонка… три слепых мышонка, Как они бегут! Как они бегут! Они бегут за фермерской женой, отрезавшей им хвостики кухонным ножом. Ты когда-нибудь видал такое? Три… слепых… мышонка…

Чарли один рано утром на кухне. Все еще спят, и он развлекается со своей ниткой. Вот он неловко поворачивается, и от рубашки отлетает пуговица. Она катится по линолеуму с замысловатым рисунком, катится к ванной, и Чарли теряет ее из виду. Где пуговица? Поиски приводят Чарли в ванную. Там стоит ящик с грязным бельем, и ему нравится вынимать оттуда вещи и глядеть на них - одежда отца, матери… вещи Нормы. Однажды, когда он надел их и притворился Нормой, мама здорово отшлепала его. Ему попадается белье Нормы со следами крови. Он потрясен. Что с ней случилось? Наверно, тот, кто ранил ее, охотится сейчас за ним…

Почему это воспоминание не выветрилось из моей памяти, как большинство остальных? Почему оно приводит меня в ужас? Как оно связано с моими чувствами к Алисе?

Теперь-то я начинаю понимать, почему меня научили держаться подальше от женщин. Нельзя было так говорить с Алисой. У меня нет права думать о женщинах - пока нет.

Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком всегда, даже до того, как меня коснулся нож хирурга.

Я - человек… Я должен любить.


8 мая.


Даже теперь, когда я разобрался в том, что творится за спиной мистера Доннера, мне трудно в это поверить. Первый раз я заметил неладное два дня назад. Джимпи за стойкой заворачивал праздничный пирог нашему постоянному клиенту. Такой пирог стоит 3 доллара 95 центов. Джимпи звякнул кассой, и в ее окошечке выскочили цифры 2,95. Я открыл было рот, чтобы поправить его, но вдруг в зеркале, висевшей за стойкой, увидел, как покупатель весело подмигнул, а Джимпи улыбнулся ему в ответ. Покупатель взял сдачу, и я заметил блеск большой серебряной монеты, оставшейся в ладони Джимпи, и быстрое движение, которым он опустил полдоллара себе в карман.

- Чарли, - спросила вошедшая женщина, - эклеры еще остались?

- Сейчас посмотрю.

Это позволило мне поразмыслить над тем, чему я стал невольным свидетелем. Конечно, Джимпи не ошибся. Он нарочно недобил клиенту доллар, и они прекрасно поняли друг друга. Каждый получил половину.

Не зная, что делать, я бессильно прислонился к стене. Джимпи работал у Доннера пятнадцать лет. Доннер всегда относился к своим служащим, как к близким друзьям, и не раз приглашал семью Джимпи к себе на ужин. Когда ему нужно было отлучиться, Доннер оставлял его вместо себя, а еще я слышал, что он давал Джимпи деньги на оплату больничных счетов жены.

Немыслимо красть у такого человека. Тут должно быть какое-то другое объяснение. Например, Джимпи случайно ошибся, а полдоллара - всего лишь чаевые. Или мистер Доннер разрешил делать скидку постоянным клиентам. Да пусть будет что угодно, только бы Джимпи не оказался вором. Ведь он всегда был так добр ко мне.

Я ничего не хотел знать. Я принес эклеры и принялся раскладывать по прилавку булочки. На окошечко кассы я больше не взглянул.

Но… вошла маленькая рыжеволосая женщина - она всегда щиплет меня за щеку и шутит, что скоро найдет мне подружку, - и я вспомнил, что она почти всегда приходит, когда Доннер завтракает, а Джимпи стоит за стойкой. Он частенько посылал меня относить заказы ей на дом. Я невольно подсчитал стоимость ее покупки: 4 доллара 53 цента, и отвернулся, чтобы не видеть, сколько пробьет ей Джимпи. Я горел желанием знать правду, но вместе с тем боялся ее.

- Два пятьдесят три, миссис Уилер, - донесся до меня голос Джимпи.

Звон кассы. Звон сдачи. Стук по прилавку.

- Благодарю вас, миссис Уилер.

Я обернулся как раз в тот момент, когда его рука была в кармане, и услышал приглушенный звон монет.

Сколько раз при передаче заказов он использовал меня, как посредника? С кем делил разницу? И неужели все эти годы я помогал ему красть?

Я не мог оторвать глаз от хлопочущего за стойкой Джимпи. Он был в прекрасном настроении, возбужден, из-под его белого колпака на лицо струился пот. Но вот он поймал мой взгляд, нахмурился и отвернулся. Мне захотелось ударить его. Зайти за стойку и врезать ему как следует. Не помню, чтобы раньше у меня возникало такое желание…

В тишине своей комнаты я выплеснул чувства на бумагу. Не помогло. Как вспомню, что Джимпи обкрадывает мистера Доннера, мною овладевает желание что-нибудь сломать, разбить, размозжить. Хорошо, что я не способен к насилию. За свою жизнь я ни разу никого не ударил.

Нужно на что-то решиться. Сказать мистеру Доннеру, что человек, которому он доверяет, как самому себе, - вор? Джимпи от всего откажется, а я ничего не смогу доказать. А как сам мистер Доннер воспримет такую новость? Не знаю, что делать.


9 мая.


Ночью не сомкнул глаз. Слишком многим я обязан мистеру Доннеру, чтобы спокойно стоять в сторонке и смотреть, как его обкрадывают. Промолчав, я стану соучастником Джимпи. Но имею ли я право доносить на него? Больше всего меня беспокоит то, что это именно я помогал ему обделывать свои грязные делишки. Пока я ничего не понимал, с меня и спроса не было, но теперь молчание делает меня таким же преступником, как и Джимпи.