Итак, я сбежал по ступенькам и очутился как в каменной пещере. Передо мной была железная дверь; даже в сумерках я понял, как она походит на крыло дракона — зеленая, тонкая, перепончатая, злая. Я стукнул в нее кулаком. Никто мне не ответил. Я ударил ногой так, что она загудела, — опять не ответили. Тогда я увидел около новой проводки белую грушу и несколько раз ее дернул. Раздалось что-то очень противное, дребезжащее, жидкое, как будто покатилась по ступенькам и разбилась пара бутылок. Опять никто не ответил. Ничего не понимая, я поднял голову и увидел на фоне звезд Потапова. Он сидел наверху и курил, лицо у него было утомленное, усталое и такое же серое и бесчувственное, как у тех каменных баб, что мы стащили со всех степей и заперли в этом подвале. Тогда я скверно выругался, плюнул и хотел поддать эту проклятую дверь уже по-настоящему. Но тут Клара отодвинула меня от двери и громко приказала:
— Митрофан Степанович, откройте.
За дверью что-то произошло, послышались чьи-то шаги и голос директора спросил:
— А дед где?
— Да отворяйте же, отворяйте! — крикнул я бешено.
— Что? Уже? — беззлобно спросил директор и открыл дверь.
Клара сразу нырнула в темноту.
— Давай, — махнул я Потапову.
Он так и скатился с мешком.
— Проходите, — сказал директор и захлопнул дверь.
Сразу стало так темно, что я уж не видел собственных рук. Со всех сторон нас обняло запахом устоявшейся сырости, плесени и отсыревшего камня. Директор взял меня за плечо и отвел куда-то. У другой стены вспыхнула папироска, и на секунду я увидел щербатый известняк — крепкую тюремную кладку стены…
— Иди, иди, — сказал директор, — не бойся, ям нет!.. Да брось, брось мешок. Это что, яблоки? Я покачал головой.
— Коровьи кости? — спросил он и приказал кому-то: — А ну давай… А мы тут над макетами работали, — объяснил он мне.
Опять произошло что-то в темноте. И вдруг перед нами возник целый сверкающий город. Поднялись купола радиобашни, забил голубой фонтанчик, вспыхнули витрины магазинов, побежали автомобили, закрутилось огромное огненное колесо. А над всем этим, как огромный голубой кристалл, куб или октаэдр, возникло здание музея. Было оно такое же, как и на том листе ватмана, который мне показал однажды директор: те же арки, портики, переходы. Я узнал и ту башню, где я буду сидеть со своими камнями, и те светлые покои, где разместятся директор и Клара. Четыре человека до сих пор только знали об этой тайне (я оказался недостойным ее). И трое из них работали над ней своими руками. Все это огненное, сверкающее, великолепное, составленное из крохотных электрических лампочек, простояло минуту перед нами и так же исчезло бесшумно, оставляя нас в полной темноте.
— Ну, как? — спросил директор.
— Понравилось? — вежливо спросил меня чей-то ласковый голос.
Я только вздохнул.
— Вот какой будет наш музей через три года, если не случится война. Уже отпущены средства.
Зажегся ровный электрический свет (это вошел дед), и подвал опять стал подвалом. Было очень грязно и беспорядочно в этом подвале, стоял верстак со свежевыструганными досками, лежали груды стружек (вот уж верно, что дед не боялся ни пожара, ни пожарной инспекции), ящик с инструментами, к стене были прислонены большие мотки проволоки; виден стал и самый макет, над которым они работали. Маленький архитектор стоял над ним и, склонив свою странную, неприятно красивую голову, заглядывал в окно одного из зданий. Оказывается, подвела проволока, один квартал так и не вспыхнул. Сейчас это выглядело довольно жалко — и лампочки и крашеный картон. Но я подумал: а может, он и в самом деле гений, второй Зенков, ведь собор-то они сломают, конечно.
— Через две недели, — сказал директор, — мы все это выставим в здании городского Совета на пленуме, пускай посмотрят.
Клара стояла сзади директора. Она замерзла так, что сделалась черной и некрасивой.
— Так что кончай раскопки и будем заниматься выставкой, — сказал директор, снова спускаясь в сегодняшний день и становясь директором музея. — Что ты такое привез? Кости? Там, говорят, вы черт знает что наделали. Мне из колхоза звонили. Зарывайте вы эту яму к чертям — может, верно, заразная.
Бригадир опустился на колени и размотал проволоку на мешке.
— Вот, — сказал он робко и вытряхнул змея на белые плиты.
Выглядел змей сейчас очень жалким и ненастоящим, как будто бы сделанным из черной гуттаперчи. Директор опустился на корточки.
— Так вот что было!.. — воскликнул он протяжно. — А, Кларочка? Видели, что они нам притащили? Полоз…
Огромная, кристальная ясность и трезвость исходила от этого человека. И с ней было несовместимо все — и наши страхи, и нелепость положения, и все то, что мы пережили за эти дни.
— Да уж очень он большой для степного, — сказала Клара. — Ведь те, что у нас стоят в отделе «Природа»…
— Да, здоров, здоров. — Директор поднялся с колен и отряхнул руки. — Такого я еще не видел. В нем что, метра полтора будет? Клара, вы вот что…
Она хотела улыбнуться, но вдруг ее всю передернуло, и она только щелкнула зубами.
Тут только директор заметил ее голые плечи и всплеснул руками.
— А ну-ка, давай отсюда, — сказал он строго. — Кто за тебя отвечать-то будет? Ишь вырядилась, голенькая.
Она хотела возразить, но он закричал:
— Марш, марш, мы сейчас вслед идем. Дед, проводи, набрось ей там на плечи мой плащ!
Когда они ушли, наступило недолгое молчание. Директор что-то обдумывал.
— Ну, вот что, Иван Семенович, — сказал он решительно. — Вы его оставляйте здесь, мы его у вас купим, чучело сделаем или заспиртуем и дощечку сочиним: «Гигантский полоз, убитый в горах Ала-Тау.» А может, он и вырос тут так, а? обратился он ко мне. — Уж больно он, правда, здоров. Таких «корольками» называют. Той же самой породы змея, ну, вроде как король среди своих. Бывает, бывает такое у них. Это и старики рассказывают, и читал я где-то об этом. Ты сходи завтра, хранитель, на биофак, там есть препаратор. Пошли, товарищи! А змею оставляйте, оставляйте тут, бригадир. Здесь холодно, она не испортится. — Он пошел и ласково тронул архитектора за плечо. — Ну, пошли, пошли, дорогой, — сказал он заботливо. — На вас сегодня даже фуфайки нет.
На улице было уже совсем темно. Клара, высокая, прямая и опять очень красивая, стояла в плаще директора, наброшенном на плечи, и, закинув голову, смотрела на звезды.
— Самолет пролетел, — сказала она. — Вон-вон, над горами огонек. Часто что-то стали они летать за последнее время.
— Да, часто, — невесело подтвердил директор. — Очень часто.
Настроение у него заметно испортилось.
— Ну а раскопки у тебя как? — спросил он хмуро. — Одних копыт да рогов накопал, а? Бросай все это дело. Сматывай палатки и приезжайте сюда. Вот и все.