— Да, госпожа, — кивнула рабыня, продолжая работу.
Марк Антоний жестом приказал слугам покинуть помещение и, усевшись в большое кресло, похлопал рукой рядом, призывая жену к себе:
— Можешь радоваться, ненавистный тебе Цицерон приговорен, его внесли в проскрипционные списки!
Фульвия не спешила присоединиться к мужу, она остановилась перед Марком и, строптиво дернув плечиком, фыркнула:
— Этого мало.
Антоний расхохотался:
— Мало?! Но он будет убит, его имущество отойдет казне, а рабы получат свободу. Что еще?
— Этого мало, — упрямо повторила женщина. — Я хочу, чтобы его казнили прилюдно!
— Это уж слишком, — смущенно пробормотал Марк. Как бы он ни был зол на проклятого болтуна, едва не погубившего его самого, все же Марк Антоний слишком добродушен, чтобы желать публичной казни оратора. К тому же у Цицерона много сторонников, его убийство и так вызовет новые нападки на самого Антония.
Марк поднялся, уже жалея, что ввязался в разговор с женой, нужно было просто сообщить Фульвии новость, и все. Мало ли что еще придет в голову этой женщине, недаром Фульвию зовут неистовой. Та неожиданно согласилась:
— Хорошо, но я хочу его голову!
— Что?! — Марк уже сделал несколько шагов к выходу и обернулся, изумленный требованием. — Зачем тебе его голова?
— Пусть принесут!
— Хорошо.
Он просто не знал, что ответить, а потому согласился, но, чтобы не продолжать, повернулся спиной.
— И руку. Ту, которой он писал свои филиппики!
Спина Антония на мгновение замерла, потом он коротко кивнул и поспешил прочь.
Цицерон был в ужасе. О где вы, благословенные времена правления Цезаря, когда можно было говорить что думаешь, а потом просто попросить у обиженного диктатора прощения?! Цезарь умен и справедлив. Почти всегда справедлив. Был справедлив, его больше нет. И теперь в Риме сцепились между собой уже не сенаторы, а триумвиры.
Философ встал и прошелся по атриуму, он был настолько возбужден, что не мог даже писать. Это плохо, для ясности действий нужна ясность мыслей, а ее как раз не было. Четыре блестящих филиппики против Марка Антония, произнесенные в сенате, привели к тому, что жертвой стал он сам!
Понимал ли Цицерон, что может оказаться в этом списке? Да, как только узнал, что Октавиан договаривается с Антонием.
Еще раньше, только познакомившись с Октавианом, оратор понял, что доверять ему ни в чем нельзя. Случилось так, что из всех сенаторов именно Цицерон первым увидел наследника Цезаря, конечно, не считая тех, кто был с Цезарем в Испанском походе, где участвовал и его совсем юный внучатый племянник. Просто имение матери Октавиана, племянницы Цезаря, граничило с имением самого Цицерона. Именно там Марк Туллий и увидел будущего императора, когда тот заехал по пути в Рим. Потому Цицерону не нужно было спешить в Вечный город, чтобы вместе с остальными любопытными увидеть Октавиана, его любопытство уже было удовлетворено.
Все или не все понял для себя Цицерон, но он знал одно: этот мальчишка не остановится ни перед чем! Почему же искушенный политик позволил втянуть себя в столь опасную борьбу снова? Надеялся, что его авторитет и слава не допустят самого страшного, что никто не посмеет произнести его имя, добавив страшное «hostis» — изгнанник, подлежащий уничтожению!
Первый испуг Цицерон испытал, когда по Риму прошел слух, что Октавиан намерен добиваться консульства. Только став младшим консулом при старшем Цицероне. Чего же лучше — молодой ученик, внимающий старшему, учащийся у него, слушающий советы? Но что-то подсказывало Марку Туллию, что этому мальчишке его советы совершенно не нужны, он сам кому угодно может посоветовать.
Такого не случилось, испуг постепенно прошел, хотя Цицерон сам не мог разобраться, чего же именно он испугался. Что-то витало в воздухе Рима такое, что подсказывало необходимость уносить ноги из Вечного города, причем чем дальше, тем лучше.
И Марк Туллий поторопился отбыть в свое тускуланское имение. Спрятаться, затихнуть, переждать политические бури вдали от опасного Рима! Не удалось, слишком много наследил, слишком рьяно выступал против Марка Антония. Цицерон сам прекрасно понимал, что на его смерти настаивает даже не сам Антоний, а его сумасшедшая супруга. Фульвия никогда не простит старику своего унижения, того, что вынуждена была ради спасения мужа рыдать перед сенатом. Ругал ли себя Марк Туллий за филиппики против Антония? Даже если ругал, теперь это бесполезно.
Октавиан, совсем недавно вроде мечтавший получать ценные советы от Цицерона как наставника, спокойно сдал его в обмен на временную договоренность с Марком Антонием.
Вместе с Цицероном в его усадьбе находился брат Квинт и его сын, совсем недавно бывший в лагере приверженцев Марка Антония, но вдруг разругавшийся с ним насмерть и примкнувший к дяде. Смертельное соседство, в списки занесли всех троих. Друзья из Рима успели предупредить несчастных, и те покинули Тускул.
Нужно было бежать, в Астуре их поджидал корабль, снаряженный друзьями, но Квинт решил сначала вернуться домой, чтобы собрать кое-какие вещи, это его и погубило. Марк Туллий сел в Астуре на корабль, однако далеко не уплыл. Бедой знаменитого оратора было то, что он мог только излагать правильные мысли, но не действовать.
Произнести очередную речь о необходимости бегства и спасения, чтобы потом возобновить борьбу против тиранов, — пожалуйста, а бежать в действительности? Куда, к Марку Бруту, к Кассию, к Сексту Помпею? Но у них всех просто опасно, кто знает, как повернет их военная судьба завтра?
Была еще одна возможность — отправиться в Александрию, где роскошная библиотека, множество ученых, все условия для работы и научных занятий. Но там была Клеопатра, против которой он столько выступал. Марк Туллий Цицерон вдруг осознал, что своими гневными обличениями сам себя загнал в угол, теперь нет на свете человека, который бы мог предложить ему кров, нет на свете места, где этот кров был бы безопасен.
И Цицерон приказал пристать к берегу. Он метался в нерешительности, то рвался уплыть как можно дальше, то придумывал, в какую бы норку спрятаться, то решал встретить судьбу лицом к лицу…
Слуги видели, что хозяин устал от борьбы, что он сдался судьбе, сник, не способен бороться. Чтобы слуги не укрывали своих опальных хозяев, им была обещана жестокая кара, а рабам, напротив, свобода, но часто преданные слуги жертвовали собственными жизнями, чтобы спасти хозяев, а рабы не стремились купить свободу ценой их гибели.
Так и у Марка Туллия, именно слуги почти силой сначала унесли его обратно на корабль, а потом, когда оратору вздумалось прощаться со своим кайенским имением, заставили его снова бежать. К сожалению, поздно…
Стоило носилкам удалиться по дорожкам сада, как в имении появились солдаты во главе с центурионом Герентием и военным трибуном Лаеной. Обнаружив дверь запертой, они приказали взломать, но Марка Туллия там не оказалось. Слуги в один голос утверждали, что хозяина давно не видели. И тут…