Лиота улыбнулась и решила оставить канал, по которому транслировался концерт.
— Может, он послушает выступления и разгладит свои помятые перышки.
Энни вернулась на кухню. Она везла сюда попугая, не зная, понравится ли он бабушке. Теперь, наблюдая за тем, как та разговаривает с птицей и улыбается, она поняла, что Барнаби останется здесь. Энни где-то читала, что домашние питомцы продлевают жизнь старикам. Как бы ей хотелось, чтобы бабушка прожила много-много лет. И кто знает, вдруг Барнаби поможет ей в этом.
С кружкой горячего шоколада Энни вернулась в гостиную. В камине уже потрескивали дрова.
— Ты согрелась? — спросила она, усаживаясь рядом с бабушкой.
— Да, спасибо. Мне не следовало так долго стоять на холоде. Сначала я подметала дорожку и мне было тепло, потом оперлась на метлу и довольно долго простояла без движения, вот тогда я и промерзла. Почему бы тебе не покрасить свою скульптуру, пока я немного подремлю?
Не дожидаясь ответа, Лиота закрыла глаза. Энни, обеспокоенной бледностью бабушкиного лица, ничего не оставалось, как уйти и заняться покраской.
Чтобы издали насладиться эффектом, который теперь производило ее творение, Энни отошла от покрашенной скульптуры на несколько шагов. Красные, желтые, оранжевые завитки на серой металлической трубе напоминали усыпанную осенними листьями землю. Основу металлической скульптуры Энни обвила усиками росшего на клумбе ломоноса и про себя отметила, что листья винограда здесь тоже прекрасно смотрелись бы.
Девушка убрала баллончики спрея в пластиковый контейнер и, поставив его около дверей заднего крыльца, вошла в дом. Бабушка спала в кресле-качалке в своей привычной позе: и ноги отдыхают, и можно, если захочется, посмотреть телевизор. Трансляция концерта уже закончилась, и теперь шла одна из пьес Агаты Кристи, поэтому актеры говорили с сильным английским акцентом. Однако Барнаби не было до этого никакого дела: он клевал корм из миски. После несчастного как выразилась Сьюзен, случая попугай стал таким чистеньким, наверное, поэтому и понравился бабушке. Энни решила принести из машины подставку для клетки, чтобы птицу можно было легко переносить с места на место.
Пока бабушка спала, Энни разобрала в спальне свою вещевую сумку. Повесив в шкаф одежду, привезенную для воскресной церковной службы, с карандашами и альбомом в руках она пошла тиную. Весь вечер под приглушенное бормотание телевизора. Энни делала наброски: рисовала лицо спящей бабушки, ее тонкие, с прожилками вен руки, камин, стоящую у окна клетку Барнаби, маленький столик с лампой, очками и положенной на салфетку Библией.
Устав рисовать, Энни отложила в сторону карандаш с альбомом и занялась приготовлением ужина. Нашла миску для фарша, добавила в него приправы и после того, как перемешала, переложила в сотейник. Потом вымыла руки и поместила сотейник в духовку. Затем водой залила картофель, поставила кастрюлю на огонь и стала нарезать цуккини. Энни всегда подавала к вареному картофелю тушеные овощи.
Зазвонил телефон, она хотела ответить, но бабушка ухе взяла трубку. Тогда, вернувшись на кухню, Энни поставила на стол две тарелки и положила два серебряных прибора.
— Энни, ты не против, если Корбан ненадолго заедет к нам? — спросила Лиота.
— Через час ужин будет готов, его хватит на всех. — Энни выглянула из кухни и спросила: — Во сколько он приедет?
— Сказал, что уже выезжает.
Энни достала третий прибор, бросила в кастрюлю еще пару картофелин и, вернувшись в гостиную, села на диван. Карандаш и альбом она положила на тот же маленький столик, который надавно рисовала.
— Не думала, что так долго буду спать. — Бабушка попыталась высвободиться из объятий кресла. — Я тебе плохая компания, внучка.
— Мне хорошо рядом с тобой, даже когда ты спишь.
Наконец Лиота, раскачавшись в кресле, встала и начала переступать с ноги на ногу.
— Все в порядке, бабушка?
— В моем возрасте надо немного поразмять ноги, чтобы они начали ходить, — ответила она, медленно передвигаясь по комнате.
— А куда ты собралась идти?
— Сначала в ванную, потом в спальню за свитером.
— Я могу принести тебе свитер.
— Знаю, что можешь, но я должна сама. Если я не буду двигаться, то прирасту к этому креслу, в нем меня и похоронят.
От этих слов Энни вздрогнула. Она отогнала от себя неприятные мысли, сказав себе, что нет причин для волнения. Бабушка еще очень долго будет рядом с ней.
Энни проводила Корбана в комнату.
— Добрый вечер, миссис Рейнхард, — поздоровался он.
— А я-то подумала, что мы с вами так давно знаем друг друга, что вы можете называть меня Лиотой, — заметила она. — Где же ваша тетрадь?
— В машине. — На его лице появилась грустная улыбка. — Мне кажется, вы становитесь неразговорчивой, как только видите в моих руках эту тетрадку.
— Скажите, как ваша подружка относится к тому, что каждую пятницу вы проводите со мной и моей красавицей внучкой?
— Бабушка… — смутилась Энни.
— Рут с подружками сегодня в Сити.
— У них девичник?
— Нет, готовятся к политической демонстрации, которая состоится завтра утром. Они решили, что пойдут с транспарантом в первых рядах, — объяснил Корбан без особой радости.
— Бабушка, ужин готов, — сообщила Энни, чтобы освободить гостя от дальнейших объяснений.
— А вы молодец, что учитесь, — улыбаясь, сказала Лиота, когда Корбан помогал ей подниматься с кресла. Энни заметила, что этот комплимент смутил молодого человека.
Как он скован. О, Господи, что мы можем сделать, чтобы он чувствовал себя свободно и не прятался в панцирь, как черепашка, над которой занесен молоток?
Когда все сели за кухонный стол, Лиота обратилась к Корбану:
— Окажите мне любезность.
— Какую?
— Прочитайте, пожалуйста, молитву.
— Но я не умею.
Он покраснел до корней волос.
— Не умеете молиться или не хотите?
— Религия не является частью моей жизни.
— В моей жизни она тоже не играет большой роли. Но вера — это для меня все.
Бабушка положила руки на стол, а Энни взяла руку Корбана, чтобы все вместе они смогли образовать кольцо. Ему было не по себе, но он не стал возражать, когда Энни и бабушка склонили головы.
— Отче наш, — торжественно начала Лиота, закрыв глаза, — благослови пишу для нашего тела и руки, что приготовили ее для нас. И помоги нам, Иисус, наставить этого живущего без веры юношу на путь истинный. Аминь.
Энни плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться. Она заметила, что Корбан покраснел еще сильнее.
— Спасибо, — сдержанно проговорил он.