Подойдя к крыльцу, она села на последнюю ступеньку и стала снимать снегоступы. Селестен открыл входную дверь.
— Добрый вечер, мадемуазель! Ваша мать беспокоится, ведь вы обещали прийти раньше.
Он наотрез отказался говорить ей «ты» и называть по имени. Устав с ним спорить, Эрмин отступилась. Обернувшись, она увидела, что в руке Селестен сжимает ружье.
— Зачем вам оружие? — обеспокоенно спросила она.
— Я ходил за дом, на опушку леса, потому что услышал крик. Это не вы кричали?
— Дорогой Селестен, это не первый раз, когда волки воют с наступлением темноты, — сказала она, пытаясь его успокоить. — Наверное, они бродят по холмам и скоро уйдут обратно в лес.
— Никто не убедит меня в том, что они не подходят к домам! Это опасные звери, исчадия ада, посланные на землю, чтобы вредить человеку, — перекрестившись, заявил Селестен.
— Для нас они не опасны, — не сдавалась Эрмин. — Волки куда чаще околачиваются вокруг фермы Овила Буланже, который держит небольшое стадо овец.
С этими словами она вошла в прихожую и стала снимать шапочку, шарф и рукавицы. Торопливым шагом вышла Лора.
— Наконец ты пришла, дорогая! Я волновалась. Выпало столько снега, и на улице так темно! К тому же Селестен говорит, что в поселке волки!
— Волки не в поселке, а в лесу. Какая ты красивая, мама!
— Ты находишь?
На Лоре было светло-серое бархатное платье по фигуре. Корсаж облегал ее небольшую грудь, широкая юбка касалась икр. Отделанный черной бейкой воротничок чудесно дополняли планка с двумя рядами черных пуговиц и поясок в тон. Это был весьма элегантный туалет, вполне приличный для вдовы. Молодая женщина оставила волосы распущенными, подобрав их на висках гребнями. Благодаря выкрашенным в светлый цвет волосам, очень похожим на естественный блонд Элизабет, ее красивое лицо выглядело моложе.
Вместо ответа Эрмин обняла ее и поцеловала в гладкую щеку, приятно пахнущую рисовой пудрой. Ей очень нравился присущий Лоре аромат — одновременно нежный и опьяняющий. Лора засмеялась от удовольствия.
— У меня самая красивая мама в мире! — воскликнула девушка. — И сегодня Рождество! Ничто не помешает мне быть счастливой!
— Ты абсолютно права, — подхватила Лора. — Тем более что это первое Рождество, которое мы встречаем вместе!
Держась за руки, мать и дочь прошли в гостиную. В комнате все блестело и было очень тепло. Сиял навощенный паркет, на мебели тут и там стояли лампы, освещавшие все вокруг приятным золотистым светом. Елка же была не хуже, чем на картинках в книгах, которые Эрмин любила листать в детстве. Украшенная звездой верхушка дерева касалась потолка. На ветках сияли разноцветные стеклянные шары, серебристые металлические украшения и гирлянды.
— Какая красота! — восхитилась Эрмин.
Контраст между роскошным жилищем Лоры и домом семьи Маруа был разительным. Девушка пробежалась глазами по коврам со сложным рисунком, двойным шторам с симметричными складками, хрустальной люстре, в подвесках которой отражались переливы миниатюрных лампочек гирлянды.
«Если бы только Шарлотта могла увидеть елку, ощутить вкусные запахи, которые проникают в комнату из кухни! — думала она. — А мой маленький Эд! Он был бы вне себя от радости, ведь он так любит сказки о святом Николае!»
— Тебе тоже нужно одеться, — сказала Лора. — Я сгораю от нетерпения! Я так хочу услышать тебя в церкви! Ханс будет аккомпанировать тебе на фисгармонии [57] . Великолепно!
Эрмин знала, что пианист еще вчера поселился в отеле поселка. Он пришел пешком из Шамбора — настоящий подвиг со стороны человека, не привыкшего к физическим нагрузкам. Такая решимость не могла не вызвать у девушки восхищение.
— Какое счастье, что Хансу не пришлось идти в такую метель, какая бушевала у нас на прошлой неделе, — сказала она матери.
— Ты права. Когда он шел в Валь-Жальбер, был снегопад, но ветер уже стих. Мы сделаем из него настоящего охотника-следопыта, — добавила она с улыбкой. — А теперь, дорогая, иди и надень поскорее свое новое платье. Потом мы выпьем чаю.
Эрмин оказалась в комнате, где ей еще ни разу не случалось провести ночь. Она часто задавалась вопросом, как мать, находясь в Валь-Жальбере, смогла заказать доставку таких прекрасных тканей и такой качественной мебели.
— Дорогая мамочка! — вздохнула она, рассматривая утонченную обстановку своей удобной и теплой гавани.
Стены были заново окрашены в розовый цвет, пол — в белый. Под балдахином стояла медная кровать. Прямо перед ней находился комод с трельяжным зеркалом. Рядом стоял гардероб, полный одежды, которую девушка все никак не решалась надеть. Она погладила рукав великолепного мехового манто, подаренного Лорой пятнадцатого декабря, в день ее рождения.
«Сколько денег она потратила! — не переставала ужасаться Эрмин. — Мне не нужно столько одежды!»
На красном стеганом одеяле девушка увидела синюю картонную коробку. В ней оказалась русоволосая целлулоидная кукла в желтом платье и черных туфельках.
— Неужели мама купила эту куклу мне? — удивилась Эрмин.
К ручке куклы была привязана свернутая вдвое записка. На ней Лора написала: «Для Шарлотты». Эрмин задохнулась от радости. Она представила, как счастлива будет ее подопечная получить такой подарок. Она высоко оценила добрый поступок матери.
— Я ведь ни о чем ее не просила! Мама все сделала сама!
Эрмин торопливо натянула платье из шотландки.
«Это будет самое лучшее Рождество в моей жизни!» — подумала она, не зная, что этим вечером ее ждет еще немало сюрпризов.
В кухне Мирей под бдительным оком Селестена делала несколько дел одновременно. Свое ружье садовник повесил на крючок у задней двери. Он пытался прислушиваться, но экономка создавала столько шума, что сквозь него не пробивалось ни единого звука с улицы.
— Не знаю, что замышляет мадам, — нерешительно заметила Мирей. — Она заказала меню, которого хватит, чтобы накормить целый полк. Так я точно опоздаю к мессе!
С раскрасневшимися щеками, в повязанном вокруг талии белом фартуке, подчеркивающем ее полноту, она то помешивала что-то в кастрюлях на плите, то поднимала крышку на огромном чугунном котелке.
— Селестен, ты что-нибудь понимаешь? В печи жарятся четыре утки, которые я должна подать в соусе с апельсиновой цедрой. Круглые пироги с луком-пореем уже готовы, и слава Богу! С какой стороны ни глянь — на троих этого слишком много! Насколько я знаю, ужинать будут мадам, месье Цале и наша мадемуазель.
— Может, мадам решила пригласить аббата Деганьона? Думаю, тебе не стоит так беспокоиться. Сколько приборов мадам приказала поставить на стол?
— Мадам ничего не сказала точно. Она сказала только, чтобы я достала фарфоровый сервиз, белый с золотом. Весь сервиз целиком!