О спокойном течении часов и дней остались одни воспоминания. Монахини не могли уделять своей подопечной много времени. Сестра Викторианна не заметила, как девочка вышла из кухни, — она готовила снижающие температуру травяные сборы. Сестра Люсия дежурила у постели супруги фабричного мастера. Мари-Эрмин то и дело приходилось слышать разговоры, молитвы. Она не всегда понимала, о чем идет речь, но некоторые слова ее пугали — например «маленький Сабэн Дюпре умер»… О смерти мальчика другим монахиням шепотом сообщила, без конца крестясь, сестра-хозяйка.
Девочка знала Сабэна, а что такое смерть, не щадящая никого, она помяла, когда увидела поддеревом мертвую птичку. И вот теперь она убежала из кухни и постучала в дверь спальни. Она так соскучилась по сестре Марии Магдалине, что не могла больше ждать.
— Я хочу тебя увидеть! — воскликнула она, не получив ответа.
Молодая монахиня в полубреду услышала звонкий голосок своей любимой малышки, но была так слаба, что не могла пошевелиться, и потому тихо заплакала.
Мать-настоятельница в сопровождении кюре поднялась в кухню — самое приятное место в доме. Сидевшую на полу Мари-Эрмин они не заметили. Когда же сестра-хозяйка всполошилась, малышку она нашла спящей на том Же месте.
— Бедное дитя! — вздохнула сестра Викторианна, поднимая девочку.
Она уложила ее в кроватку, которую из соображений безопасности перенесли в кухню. Отец Бордеро и настоятельница обменялись обеспокоенными взглядами.
— Девочка, должно быть, чувствует себя несчастной, — сказал кюре. — Она очень привязана к сестре Марии Магдалине.
— Увы, это так, — отозвалась сестра-хозяйка.
Скоро в кухню вошла сестра Люсия.
— Матушка, почтальон принес телеграмму, адресованную сестре Марии Магдалине! Я не решилась ее прочитать. Телеграмма пришла из Шикутими.
— Нашей сестре слишком плохо, она не сможет ее прочитать, — прошептала пожилая монахиня. — Посмотрим, что в телеграмме.
Она надела очки и разорвала синюю обертку, в которой так часто приходили плохие новости.
— Господи милосердный! Родители сестры Марии Магдалины умерли этой ночью! Какое несчастье!
Сестра Аполлония попрощалась с кюре и прошла в спальню. Молодая монахиня дремала, на ее лице застыло умиротворенное выражение. Ее затуманенное сознание было наполнено видениями. Мари-Эрмин весело носится по тропинке, вдоль которой растут лютики и ромашки… На девочке симпатичное ситцевое голубое платьице, которое она носила летом. Солнце золотит ее светлые волосы. Малышка смеется и повторяет: «Мамочка! Мамочка!» И напевает хрустальным голоском: «Яблочки-ранетки, красные бока! Красные бока! Красные бока…» Эжен, ее безвременно умерший жених, тоже тут. Он нежно говорит: «Моя дорогая Анжелика», — и по очереди целует ее пальчики…
— Сестра Мария Магдалина, проснитесь! Господи, до чего она горячая!
Дрожащий от волнения голос настоятельницы вырвал несчастную больную из объятий этих сладостных грез. Она открыла глаза.
— Это вы, матушка? Я так устала, очень устала… Как Мари-Эрмин? Я точно знаю: она плачет, одна в темноте…
Молодая женщина села в кровати, лоб ее блестел от пота. Приступ кашля сдавил ей грудь. Задыхаясь, она добавила:
— У меня в груди пожар, матушка. Мне нужна вода, ледяная вода!
— Не волнуйтесь понапрасну, мое дорогое дитя! Я принесу вам напиться.
— Мне уже лучше, и если б не этот кашель… Я могу встать.
Сестра Мария Магдалина отбросила одеяло, встала на ноги и сделала шаг по направлению к двери. Испуганная настоятельница преградила ей путь.
— Умоляю, вернитесь в кровать! Я думала, что вы в сознании, но ошиблась!
Пожилая монахиня отвела больную к постели и силой уложила обратно.
— Матушка, простите меня! Я не хочу умирать, я ведь еще так молода! У меня есть право быть счастливой в этом мире, а мое счастье — это Мари-Эрмин. Я пообещала ей, что стану ее мамой. Что станет с ней, если меня не будет? Матушка, простите меня!
Глаза ее расширились, и больная с неожиданной силой вцепилась в руку настоятельницы.
— Я должна вам признаться, — пробормотала она. — Матушка, я вас обманула. Родители Мари-Эрмин не подсовывали нам под дверь записку! Я сама написала ее! Чтобы моего ангела, мое маленькое сокровище не отдали в приют! Она моя радость, моя любимая малышка! Прошу вас, если со мной случится беда, пообещайте, что не отдадите ее в приют! Ей там было бы очень плохо. Сжальтесь над ней, над нашей малышкой! Пообещайте, матушка!
Выслушав этот сбивчивый поток едва слышных слов, сестра Аполлония попыталась успокоить кашляющую сестру.
— Я прощаю вас, сестра моя. Вам нужно отдохнуть. Разговоры лишают вас сил. Вам нужно выздоравливать, ради маленькой девочки, которую вы так любите…
— Пообещайте, матушка! Вы оставите ее в монастыре…
— Обещаю. Перед лицом Господа обещаю.
Позабыв обо всех предосторожностях, она погладила молодую женщину по лбу. Сестра Мария Магдалина успокоилась и затихла. Настоятельница так и не решилась сообщить ей о смерти родителей.
«Она и так скоро об этом узнает. В ее состоянии горе убивает…» — рассудила она.
Через день в Валь-Жальбер приехал доктор Демиль. Его встретили сообщениями еще о двух смертях — четырнадцатилетней девушки и супруги одного рабочего, который сам был очень плох. Женатые сыновья этой четы тоже работали на фабрике. Доктор посетил все дома, в которых были больные. Однако единственное, чем он мог им помочь, — это повторить наставления о соблюдении правил гигиены и порекомендовать принимать травяные настои и соблюдать постельный режим.
— У нас нет действенного лекарства, — пояснил он мэру. — Остается молиться, не выходить из дома и уповать на Бога. Некоторых болезнь обходит стороной, но только Господь знает почему!
В конце дня по просьбе отца Бордеро, не на шутку обеспокоенного состоянием молодой сестры Марии Магдалины, доктор Демиль зашел в монастырь. У монахини он диагностировал воспаление легких.
— Это осложнение после гриппа! — заявил он ожидавшему в коридоре кюре. — Если бы вы могли доставить ее в больницу, у нее был бы хоть какой-то шанс выздороветь. Однако в регионе сейчас такая обстановка, что не стоит даже думать об этом. Но чудо всегда может случиться…
Подошли три монахини. Поблагодарив доктора, они уложили своих подопечных детей спать и уединились в актовом зале, чтобы провести всю ночь в молитве за страждущую.
Мари-Эрмин уложили в семь вечера. Сестра-хозяйка выключила свет и приказала девочке не вставать с постели.
— Ни в коем случае, слышишь?
Девочка кивнула, но стоило ей остаться в комнате одной, как она встала и пошла по коридору. Сидеть перед закрытой дверью в спальню стало ее навязчивой идеей. Ей казалось, что так она ближе к сестре Марии Магдалине. Однако сегодня дверь была приоткрыта — доктор забыл ее закрыть. Мари-Эрмин не смогла устоять перед искушением. Ей нельзя было входить, девочка это знала. И все-таки потребность видеть молодую монахиню оказалась сильнее запретов.