— И ты говоришь, эта Лора Шарден была в Робервале, когда Эрмин в первый раз пела в ресторане? Хотя я не слишком рассматривал публику. Она что, в шпионов играет, эта дама в черном? Я вложил в Эрмин деньги и не отдам мою курочку, несущую золотые яйца, блудной матери, которая бросила ее младенцем! Бетти, да посчитать только, сколько денег я ухлопал на печать афиш, на шелковое платье, на лаковые туфли…
Элизабет молча кивала. Она не до конца понимала, к чему стремится ее супруг, зачем нужны эти ярко-розовые афишки, на которых черной краской напечатано: «Снежный соловей целое лето поет в „Château Roberval“!» Хотя сама она повесила такую афишу на дверцу шкафа в кухне.
— Хотя я рассчитываю через несколько недель вернуть потраченное, — добавил Жозеф. — Эрмин будет получать восемь долларов каждую субботу. В месяц выйдет тридцать два доллара. И это только начало!
— Рабочие на фабрике получали по двадцать два доллара в неделю, Жо, и работали по шесть дней, кроме воскресенья. Для девушки ее возраста это уже неплохо. Но, прошу тебя, не оставляй ее там одну! Вокруг нее станут крутиться клиенты заведения, да и эта Лора живет в том же отеле. Она выглядит как богатая дама. Видел бы ты ее!
— Богатая она или нет, но к Эрмин я ее близко не подпущу! — отрезал он. — Придется подождать, когда я разрешу ей поговорить с девочкой.
— Но ведь это ее мать, — сказала Элизабет. — Если аббат Деганьон узнает правду, то будет недоволен. Ведь это он показал Лоре наш дом. Как ты думаешь, он ничего не заподозрил?
— Аббат скоро уедет, Бетти. Поговаривают, что в следующем году церковь закроют. И нам придется ехать в Роберваль или в Шамбор, чтобы послушать мессу и причаститься. Подумать только! В Валь-Жальбере не будет своей церкви!
— Нет, они этого не сделают! — возмутилась молодая женщина. — Это досужие разговоры!
Жозеф сделал гримасу. Он приготовился к худшему в тот самый день, когда компания объявила о закрытии целлюлозной фабрики. И это худшее осталось в прошлом.
— Нам очень повезло, Бетти. Верь мне. Лора не сказала аббату, что она — мать Мари-Эрмин, потому что у нее нет доказательств, либо она стыдится своего прошлого.
Супружеская чета шепотом продолжала разговор. Голодный Симон закричал с кухни:
— Мам, ты когда собираешься делать свой омлет?
— Отрежь себе хлеба, бездельник! — крикнул ему в ответ Жозеф.
До Эрмин доносились отголоски их беседы. Она стояла, опершись о перегородку, рядом с Шинуком. Лошадь ласково терлась головой о ее плечо. Девушка погладила коня двумя руками по морде.
— Ты всегда милый и хороший, — сказала она, легонько целуя его в нос, кожа на котором была гладкой как шелк. — Перед сном я принесу тебе кусок сахара, мой красавец!
Она обняла коня за шею.
«Бетти никогда так на меня не набрасывалась, — думала девушка. — Может, кто-то ее расстроил? Но я-то что сделала? Мне показалось, что она сердится именно на меня. Я стараюсь помогать, чем могу. Утром я успела подмести в комнатах и перемыть посуду…»
Девушка в самом деле много работала. Эрмин иногда заменяла на уроках учительницу, содержала в порядке монастырскую школу. Она, а не Элизабет, учила уроки с младшим, Эдмоном.
«Жозеф каждый вечер заставляет меня повторять песни. Но он прав, я должна отработать деньги за афиши, платье и лаковые туфли. И это не считая того, что он тратит на мое содержание…»
Эрмин вышла из хлева и заперла дверь на щеколду. Она посмотрела на фиалкового цвета небо, усеянное мелкими пурпурными облаками. Вокруг нового, перламутрово-белого месяца сияли первые звезды. Ночь обещала быть ясной.
«Ясной и полной любви», — подумала девушка и сама удивилась своей дерзости.
Жозеф и Элизабет были весьма целомудренной парой и никогда не выставляли свои чувства напоказ, но по ночам кровать часто скрипела — их спальня находилась как раз над гостиной, в которой теперь спала Эрмин. Еще будучи тринадцатилетней, девушка узнала от подружки, как мужчины и женщины делают детей. Это действо показалось ей чем-то сверхъестественным, таинственным, сродни священному обряду. Девушка пришла к выводу, что это пусть непристойная, но все-таки самая естественная вещь на свете. Поселковые собаки особо не церемонились — ей случалось не без смущения наблюдать, как самец вскакивает на самку и у обоих животных на мордах появляется выражение блаженства, придающее им слегка идиотский вид.
Однако девушке не удавалось увязать чувство влюбленности с чисто животным актом соития. Интуитивно она пришла к выводу, что люди в это время проявляют нежность, обмениваются ласками, поцелуями, говорят друг другу приятные слова…
Еще она спрашивала себя, не связан ли гнев Бетти со странными разговорами, которые вел Жозеф, когда они сегодня втроем обедали на берегу реки близ озера Малинь.
— Из вас выйдет прекрасная пара, — говорил рабочий, покуривая свою трубку. — Вы уже хорошие друзья, а этого достаточно, чтобы создать семью. Ты, Мимин, будешь носить фамилию Маруа с гордо поднятой головой! Мэр сдаст вам домик на улице Сен-Жорж, благо свободных домов море — знай только выбирай!
Девушка молча улыбалась в ответ, порозовев от смущения. Симон был не таким робким, поэтому возмутился:
— Пап, тебя ведь никто не заставлял жениться на маме? Она тебе нравилась. Мне тоже нравится Эрмин, она хорошенькая, но если я и женюсь, то на девушке, которую выберу сам!
Шестнадцатилетний юноша часто восставал против отцовской воли. Авторитет отца был ему в тягость. Симон планировал в ближайшем будущем найти работу в большом городе, в Квебеке или в Монреале. Жозеф ничего не знал об этих планах, потому что старший сын доверился только Арману и Эрмин.
«Я ни за что не выйду замуж за Симона! Он мне не нравится», — сказала себе девушка, входя в кухню через заднюю дверь.
Элизабет подбежала к девушке и сжала ее в своих объятиях. Эрмин увидела, что недавно она плакала.
— Прости меня, я разнервничалась, — сказала Элизабет. — Перегрелась на солнце, пока стирала белье. Наверное, ночью будет гроза.
— Ничего страшного, Бетти. Пойду переоденусь.
Эрмин решила забыть об этом недоразумении. Каждый вечер она засыпала с надеждой, что следующий день подарит ей встречу с Тошаном Дельбо. Поэтому она просыпалась с первыми петухами и стремилась под любым предлогом уйти из дома.
* * *
Утром, проглотив свой кофе, девушка объявила, что поведет Шинука на луг возле мельницы Уэлле.
— Не болтай с незнакомыми людьми, — напутствовал Эрмин Жозеф. — В кризис многие ездят с место на место, ищут дешевое жилье и работу. Некоторые — люди порядочные, некоторые — нет, так что смотри в оба.
— Обычно мне попадаются только бродячие коты, — ответила Эрмин. — И я возьму с собой Шарлотту. Я ей обещала. Ей так нравится ездить верхом на Шинуке!
— Если ездить на лошади без седла, она может и вовсе от него отвыкнуть, — проворчал Жозеф.