— В сентябре — пожалуйста, но не раньше! — ответил Жозеф. — И вам придется возместить мне все, что я на нее потратил.
— Это легко решается! — воскликнула Лора. — Сколько вы хотите? Я могу дать вам приличную сумму, и прямо сейчас, если пожелаете!
Дрожа от волнения, женщина бросилась к комоду и стала рыться в ящике. К Жозефу она вернулась с пачкой банкнот, при виде которой он затрепетал от радости.
— Держите! Возьмите эти деньги! Я подожду до сентября и тогда смогу поговорить с моей дорогой девочкой!
Жозеф сунул доллары в карман. Лора протянула ему руку, словно желая закрепить сделку, но он сделал вид, что не заметил ее жеста, и вышел, не попрощавшись.
Отель был так велик, а лестниц и коридоров в нем так много, что Жозеф Маруа заблудился. Снова и снова он разражался бранью в адрес персонала отеля и его директора.
«У нас в Валь-Жальбере можно заблудиться разве что в метель, и то, если она нагрянет внезапно, — ворчал он про себя. — И кому только пришло в голову построить такое огромное здание!»
Наконец на глаза ему попалась супружеская чета. Мужчина был в смокинге, дама — в длинном платье. Было очевидно, что это постояльцы спускаются к ужину. Жозеф как ни в чем не бывало пошел за ними следом.
Эрмин не осмеливалась выйти из раздевалки. Жозеф задерживался, и никто из персонала не приходил за ней. Неожиданно дверь приоткрылась. Официантка, придерживая дверь за ручку, болтала со своей напарницей.
— Наверное, малышка вышла подышать, — сказал первый голос. — Мне ее очень жаль, эту крошку. Наверняка опекун с ней спит. Он уже не молод и обходится с ней так грубо!
— Грубиян, это верно! — подхватил второй голос. — И заработанных денег ей, бедняжке, не видать! И одета она безвкусно, платье ей не идет. Хотя голос у девчонки такой, что у меня мороз идет по коже!
— А мне больше нравится Ла Болдюк. Когда она поет, все смеются.
Эрмин была поражена услышанным. В страхе смотрела она на дверь, ожидая, что официантка вот-вот войдет и увидит ее. Лучше было заявить о своем присутствии в комнате, и поскорее. Она кашлянула, и голоса по ту сторону двери смолкли.
— Здесь кто-то есть?
Девушка приоткрыла дверь.
— Ты была здесь! — воскликнула официантка. — О-ля-ля! И слышала все мои глупости!
— Я заснула, — быстро ответила Эрмин. — А потом шум голосов меня разбудил.
— Ты спишь сидя? — попробовала пошутить официантка.
— Да, прислонившись к спинке стула. Решила отдохнуть перед выступлением.
Девушки продолжали перешептываться, когда Эрмин пошла по коридору. Оркестр уже играл. Звуки скрипок привели ее в большой зал ресторана с дубовой, натертой воском эстрадой. Внезапно путь ей преградил Жозеф.
— Ты что себе позволяешь? — сердито проговорил он. — Пианист вне себя от злости, ему нужен список твоих песен!
— Вы не пришли меня забрать, — возразила девушка. — Вот мой список. Я начинаю с песни «Странствующий канадец», чтобы разогреть связки.
— Постарайся, Мимин, как следует постарайся! Я буду сидеть у стойки бара, как в прошлый раз. И помни, я с тебя глаз не спущу. Не вздумай кокетничать с официантами!
— Я об этом и не думала, — сказала девушка.
Теперь, после случайно подслушанного разговора официанток, Эрмин смотрела на Жозефа другими глазами. Ну как кто-то мог подумать, что Жозеф — ее возлюбленный? Само это предположение казалось возмутительным. Волосы ее опекуна начали седеть, лицо огрубело от ветра и холода, зубы за тонкими губами пожелтели от табака…
— Что ты так на меня смотришь? — грубо спросил Жозеф.
— Ничего, — солгала Эрмин.
Девушка прошла через весь зал, половина окон которого выходила на озеро. Всюду красовались великолепные зеркала, с высокого потолка свисали шикарные люстры с хрустальными подвесками и электрическими лампочками. Столы были сервированы сияющими серебряными приборами и белоснежными тарелками с золотой каймой. В зале стоял приглушенный и, тем не менее, непрекращающийся шум — дамы и кавалеры занимали свои места за столиками. Официанты и официантки в черных костюмах и белых передниках разносили меню и графины с водой. Многие клиенты курили сигары или американские сигареты, поэтому в зале были установлены металлические вентиляторы.
Эрмин прошла мимо великолепного фортепиано и протянула музыканту, сидевшему перед инструментом, листок со списком песен.
— Извините, месье, что заставила вас ждать. Мой опекун сказал, что вы сердитесь.
— Он преувеличивает, мадемуазель, — ответил аккомпаниатор. — Это правда, я предпочитаю заранее знать, что именно мне предстоит играть, но я не стану вас бранить — сегодня вечером вы так хороши собой!
Аккомпаниатору было около тридцати. Коротко стриженные светлые волосы вились над вытянутым бледным лицом. Он носил круглые очки в серебристой металлической оправе.
— Вы будете исполнять «Золотые хлеба»?! — полувопросительно-полувосхищенно воскликнул он, изучив перечень песен. — Настоящий подвиг! Это свидетельствует о том, что у вас исключительный голос, настоящее сопрано. Вам не хватает техники, но, несмотря на ваш юный возраст, ваша манера исполнения очень эмоциональна… А ведь это самое Главное — уметь затронуть потаенные струны в сердце каждого слушателя!
Девушка внимательно слушала. Комплименты пианиста придали ей храбрости.
— Благодарю вас, месье, — сказала она скромно.
Он привстал на стуле и поклонился.
— Ханс Цале к вашим услугам, мадемуазель. Я родился здесь, в Канаде, но мои родители родом из Дании. Мать была музыкантшей. Я знаю сольфеджио и занимался вокалом. Держите!
Ханс вынул из внутреннего кармана пиджака визитку и протянул ее Эрмин. На ней было написано:
«Ханс Цале, пианист, аккомпаниатор. Уроки вокала и музыки».
Справа внизу мелкими буквами был указан адрес.
— Вы живете в Робервале и даете уроки? — переспросила девушка. — Мой опекун как раз ищет учителя. Я расскажу ему о вас.
— У меня умеренные цены, но смогу ли я быть вам полезным? Вы прекрасно справляетесь. Кто научил вас петь?
— Я выросла при монастырской школе, меня воспитывали монахини. Мы очень часто пели во время мессы, по пятницам.
— Тогда мне многое становится понятно. Как бы то ни было, я буду очень рад научить вас пользоваться вашим голосом — волшебным инструментом, который всегда с вами.
Скрипач из оркестра сделал пианисту знак, что пора начинать.
— Пора, — шепнул Ханс девушке.
Эрмин обошла фортепиано и приблизилась к рампе, украшенной сложными композициями из фруктов и цветов. Естественно, нельзя было ожидать, что собравшаяся в ресторане публика перестанет разговаривать. Не так-то просто было при всеобщем шуме начать свою партию, заставить людей за столиками понизить голос. Оркестр создавал приятный звуковой фон, который гости отеля воспринимали как нечто само собой разумеющееся, и в прошлую субботу никто не обратил внимания на то, что под аккомпанемент оркестра пела юная девушка в белом платье.