— Ты часто будешь приходить? Обещаешь?
— Каждое утро… И вообще буду приходить при любой возможности!
— Спасибо тебе, мой добрый Пьер!
* * *
— Вот твоя комната! М-да, поздравить мне тебя не с чем, с прошлого марта ты не изменилась! Все такая же грязнуля, одета неряшливо… И наверняка вши в волосах! Но ничего не поделаешь… Оставь здесь свои вещи и спускайся побыстрее в кухню. Готовить умеешь?
— Да, мадам. Я научилась у сестер. И у Нанетт…
Амели Кюзенак стояла, скрестив руки на груди, на приличном расстоянии от девочки. С выражением отвращения на лице она еще раз окинула девочку взглядом с головы до ног и повернулась, чтобы уйти.
— Я слышала, что ты умеешь читать. Я дам тебе книжечку с рецептами. Фаншон справлялась неплохо, но мне постоянно приходилось следить, чтобы она ничего не перепутала, объяснять ей все. Если за тобой не надо будет постоянно присматривать, я вздохну свободно. Да поторапливайся! Мсье, должно быть, проголодался.
Мадам Кюзенак вышла, не закрыв за собой дверь. Мари вздохнула. «Твоя комната»! Госпожа назвала «комнатой» клетушку под крышей. Пространство три на три метра было огорожено деревянными перегородками, на пыльном полу валялись клочья шерсти и осколки бутылки. В углу — деревянная рама с натянутыми поперек кожаными ремнями: кровать. Крохотный стол стоял возле единственного, затянутого паутиной окошка.
— Я не должна плакать! — сказала себе Мари. — Я уберу позже. Здесь не так уж плохо.
Она запрещала себе думать о том, как ей будет одиноко вечерами. Ей будет холодно, будет страшно, но Пьер не придет ее успокоить.
Мари на цыпочках спустилась по лестнице. На площадке второго этажа она остановилась. До девочки донеслись обрывки ссоры. Говорившие находились в передней.
— Не обязательно было селить ее в этой грязной холодной каморке, Амели! Бедная девочка может заболеть.
— Ваша матушка отправляла своих горничных туда спать, и никто из них не умер! Вы поднимаете слишком много шума вокруг какой-то девчонки с фермы!
Хлопнула дверь. Мари боялась пошевелиться. Наконец она решилась, быстро спустилась на первый этаж и прошла в кухню, благо хозяйка показала ей, где та находится, как только они вошли в дом.
В кухне было очень жарко. Огромная чугунная плита ревела, как топка паровоза. Мари осмотрелась. Два шкафа для посуды, кладовая для провизии, чуланчик с дровами… За желтой занавеской обнаружилась этажерка с рядами бутылок и жестяных банок.
Неожиданно для девочки в кухню вошел Жан Кюзенак.
— Что ж, Мари, вот ты и на рабочем месте! — натянуто улыбаясь, сказал он. — Не бойся, мы не такие уж гурманы. Но по воскресеньям тебе придется потрудиться: наш племянник, Макарий, приезжает к обеду, иногда вместе с родителями. И раз в месяц у нас бывает господин мэр.
— Я буду стараться изо всех сил, мсье!
— Не сомневаюсь. Идем, я покажу тебе столовую.
Мари почувствовала, что страх отступает. Жан Кюзенак держался любезно, но… отстраненно. Он показал, где хранятся скатерти и салфетки, потом достал из шкафа новый, снежно-белый фартук.
— Я купил его вчера, держи! А теперь возвращайся в кухню, не будем сердить мадам.
Мсье и мадам Кюзенак пообедали чуть позже обычного омлетом, поджаренным на сале. Мари, несмотря на волнение, улыбалась, слушая, как забавно стучат ее сабо по паркету и по выстеленному плиткой полу в кухне. Совсем не так, как по глинобитному полу или по земле…
Ближе к вечеру, перемыв посуду и наскоро съев ломоть хлеба и кусочек сыра, девочка поднялась на чердак с метлой, ведром воды и тряпкой. Свою комнату она мыла, напевая песенку, которой ее научил Пьер.
Когда каморка засияла чистотой, Мари вышла в сад, радуясь мысли, что теперь ей не надо прятаться. Торопливо сорвав три веточки остролиста, украшенные красными ягодами, она вернулась в комнату и поставила их в баночку с водой.
Девочка перевела взгляд на кровать… На матрасе лежала пара простыней, два толстых покрывала и прекрасное пуховое одеяло в синем атласном чехле. Удивленная и обрадованная, девочка решила, что обязана этим великолепием доброте мадам Кюзенак, и поспешно упрекнула себя в том, что так ошибалась в ней.
«Она неуживчивая и подозрительная, но в глубине души добрая…»
Вечером, когда за окнами повисли синие сумерки, Мари, сидя у плиты и помешивая суп, вдруг почувствовала себя очень счастливой. Она была рада, что волей судьбы все-таки оказалась в особняке Кюзенаков. Живя на ферме, девочка долго мечтала об этом доме, и теперь ей казалось, что она грезит наяву. Много месяцев вечерами она, словно зачарованная, поджидала, когда же на холме загорятся окна, вот эти самые, в которые она сейчас смотрит…
Теперь же она оказалась по другую сторону картинки, которую так часто представляла в своих мечтах.
Единственное, что огорчило девочку в этот первый день, проведенный в «Бори», так это тишина. Мсье и мадам Кюзенак она снова увидела только когда подала на стол ужин.
Мари ничего не знала о том, как они живут и чем занимают свое время.
После полуденной трапезы в дверь кухни, выходившую на задний двор, постучал седовласый мужчина.
— Я — Алсид Жанбар, много лет служу у мсье Кюзенака. Хожу за лошадьми, убираю навоз, работаю в огороде и в парке, а зимой слежу еще и за печками.
Войдя, он снял сабо у порога. В своих шерстяных носках он скользил по полу, как конькобежец.
— Старушка Фаншон всегда наливала мне рюмочку, когда на улице мороз…
Мари кивнула. Алсид взял стул и поставил его поближе к печке:
— Бутылка в шкафчике справа. И мой стаканчик там же. А вас как звать?
— Мари!
— Надеюсь, мы поладим. Нас, слуг, в доме всего двое и есть. Вы посимпатичнее будете, чем бедная старая Фаншон… Хлебнула она, бедолага, горюшка с хозяйкой-то нашей! Лучше с ней не спорить.
С Алсидом Мари снова встретилась в семь вечера. Он вошел в кухню, а следом за ним — Пьер.
— Мать передала хозяйке простоквашу! — заявил мальчик, весьма гордый собой. И подмигнул Мари.
Та, чуть не прыгая от радости, ответила с улыбкой:
— Погрейся в доме, Пьер…
Алсид, в руках у которого была большая корзина с поленьями, пошел дальше, в столовую. Мари с Пьером остались в кухне вдвоем. Не зная, что сказать друг другу, они так радовались встрече, как если бы расстались много дней назад.
Когда мадам и мсье Кюзенак сели за стол в столовой, в отделанном черным мрамором низком камине уже жарко пылал огонь.
Люстра с плафонами из розового опалового стекла наполняла комнату мягким светом.
Мари подавала на стол, но движения ее не всегда были ловкими и уверенными. Жан Кюзенак подбадривал ее взглядом и даже похвалил суп. И все-таки девочка вздохнула свободно, только оказавшись в удушающе-жаркой кухне с ее черно-белым плиточным полом и стенами, обшитыми крашенными в желтый цвет деревянными панелями. Девочка пожалела, что ей нельзя бросить свой матрас в угол и лечь спать здесь, у огня, где ей точно будет тепло. Но ей вскоре пришлось покинуть казавшуюся такой привычной кухню и подняться по лестнице на чердак. Рассудив, что дом богатый и хозяева вряд ли станут возражать, Мари взяла с собой наверх не одну свечу, а две.