— Прошу у вас прощения за них, Мари! И еще прошу — не принимайте близко к сердцу сказанное моей женой!
Когда все ушли, девушка в смятении села на постели. Да есть ли в этом мире место, оказавшись в котором, она смогла бы сказать: «Здесь я дома!»?
Она только-только начала любить этот дом, но поступок Макария все разрушил. Мадам Кюзенак считает, что это она, Мари, виновата в случившемся. А мсье Кюзенак… Нет, она больше никогда не сможет заговорить с ним, не войдет в гостиную, не возьмет книгу…
Мари хотелось бежать из этого дома без оглядки. Но куда? Конечно же, не к Нанетт.
— Нельзя ничего рассказывать Пьеру! Господи, Дай мне сил промолчать! Нельзя никому говорить, что сделал Макарий…
1911 год
Прошло два года. В середине марта Мари отпраздновала у Нанетт свой восемнадцатый день рождения. Если бы кто-нибудь попросил девушку рассказать, что случилось за это время в стенах «Бори», она бы не вспомнила ничего, кроме бесконечных недель тишины…
Макарий, к великому сожалению своей тетушки, больше не приезжал. У Амели Кюзенак вошло в привычку проводить большую часть времени в своей спальне за вышиванием или чтением газет и альманахов. Можно было подумать, что она сама заточила себя в четырех стенах. Оживилась и обрадовалась мадам только узнав о готовящейся свадьбе Макария, которую его семейство планировало сыграть в Лиможе.
На торжество мадам Кюзенак отправилась одна, сев на поезд в Шабанэ. Приехала она оттуда словно бы помолодевшей и снова взяла в руки ведение домашнего хозяйства, но вскоре все вернулось на круги своя.
Последние несколько месяцев Мари два-три раза в день относила еду в комнату мадам, потому что та не хотела спускаться и есть за одним столом с супругом.
Что до Жана Кюзенака, тот он купил себе новую лошадь. Муссюр настороженно относился к прогрессу, запрудившему улочки поселков рычащими автомобилями. Он по-прежнему верхом объезжал свои владения, а возвращаясь в дом, старался не встречаться с Мари взглядом.
Большой дом, казалось, поразило проклятие. Если бы не частые визиты Пьера и постоянное снование перед глазами Алсида, Мари впору было бы поверить, что в особняке Кюзенаков живет она одна…
* * *
В одно апрельское воскресное утро Мари, у которой как раз был выходной, тихо напевая, спускалась по дороге, ведущей на ферму.
Ей предстояло провести несколько свободных часов за разговорами, перемежающимися смехом, в семье Нанетт и Жака, где ей всегда были рады.
Проходя мимо опушки Волчьего леса, Мари с умилением вспомнила, как год назад, в День святого Иоанна, они с Пьером вечером во второй раз отправились к источнику. Там она сказала ему:
— Мне бы очень хотелось стать школьной учительницей, но я знаю, что это невозможно. У меня есть другое заветное желание, и я обещала тебе о нем рассказать. Мое желание похоже на твое. Если ты захочешь, когда мы вырастем, я стану твоей женой перед Богом…
Бледный, взволнованный Пьер опустился перед ней на колени. Он обнял ее своими крепкими руками и прижался головой к животу девушки. Голосом куда более глубоким и звучным, чем голос подростка, каким он был год назад, Пьер ответил:
— Я не женюсь ни на ком, кроме тебя, моя маленькая Мари. Я так рад!
Это воспоминание навсегда запечатлелось в ее памяти, сладкое и обжигающее кровь. Оно помогало девушке переносить одиночество в комнатушке под крышей, часы тишины, капризы хозяйки.
Мари решила пройти через луг, чтобы поскорее добраться до фермы. Она обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на Волчий лес. Что же произошло под кронами этих деревьев, возможно, у источника, много лет назад? Нанетт, как Мари ее ни просила, не захотела объяснить подоплеку таинственного совета, данного ею девушке два года назад. Как бы то ни было, Жан Кюзенак избегал любых контактов с юной горничной, поэтому той так и не пришлось произнести «магическое заклинание».
Поскуливая от радости, пес Пато бросился навстречу, стоило Мари открыть калитку. Растущий рядом с изгородью куст боярышника был весь в цвету. Во дворе искали корм куры.
— Нанетт! — громко позвала гостья.
Хозяйка дома как раз набирала из колодца воду. Она выпрямилась, крепкой рукой вытащила ведро, поставила его на край колодца и быстро пошла к Мари.
— А вот и наша мадемуазель! Пришла навестить свою старую Нан?
— Нанетт, ты нисколько не постарела! Не говори так больше, прошу тебя!
Они обнялись. Жак, работавший в огороде, приветливо махнул рукой. Мари искала кого-то глазами. Нанетт сказала со смехом:
— Пьер никуда не делся, не беспокойся! Я послала его в поселок за калийным мылом. Иди в дом, я как раз сварила кофе! И у меня есть свежие сливки!
Мари вошла в дом. Она всегда с волнением переступала порог жилища, так радушно принявшего ее несколько лет назад. Печь, большой стол, подвешенные к этажерке кастрюли, кровать за занавеской, на которой в зимние снежные ночи Мари спала, прижавшись к Нанетт…
Добрая женщина усадила гостью и спросила с нетерпением:
— Ну, что нового у муссюра?
Мари вздохнула. Если Нанетт вставляет во французскую речь словечки из патуа, значит, она чем-то взбудоражена.
— Все по-старому, — немного смутившись, ответила девушка. И быстро добавила, увидев, что открывается дверь и в комнату входит Пьер: — Хотя есть и новости. Мадам Амели хочет уехать. Вчера вечером она спустилась в столовую. Они кричали так громко, что я все слышала, сама того не желая. Мадам решила переехать жить в Лимож. Ты знаешь, отец оставил ей там небольшой дом.
Нанетт не верила своим ушам:
— Но что скажут люди, если мсье Жан останется с тобой один на один в этом огромном доме?
— Вот он ей сказал то же самое! Сказал, что она нарочно все делает, чтобы ему навредить! И что это, без сомнения, идея Макария, — продолжала Мари менее уверенно.
Нанетт не придала значения ее последним словам.
— А, этот шалопай Макарий никогда ни о ком не думает, только о себе! — проворчала она. — Родители слишком его разбаловали! Что мадам Амели его обожает, стало ясно, еще когда она только переехала сюда! Она баловала племянничка, словно сама произвела его на свет!
Мари слушала вполуха. Со вчерашнего вечера она ломала голову, как сообщить эту новость Пьеру. Он и раньше боялся, что с Мари может случиться что-нибудь нехорошее, ведь она каждый день виделась с мсье Кюзенаком, но теперь… Да он потеряет покой и сон! Но Пьер все равно узнает, рано или поздно.
Пьер, войдя в дом, стал отряхивать свои сабо. Мари подбежала и поцеловала его в щеку. Молодые люди обменялись нежными взглядами. Нанетт улыбнулась: эти двое вскоре поженятся, и к ворожке не ходи…