Я тянула время, распрямляла волосы — зря стараюсь! — и поправляла одежду. Снова зря, как вы понимаете. Сама же лихорадочно вспоминала строфы, подбирая подходящие замены для неудобных слов, типа «шпага» Вместо «мушкета», «лезвие» вместо «курка», «огласила ночь криком» вместо «раздался выстрел» и т. д. и т. п. За время моего пребывания здесь я ни разу не видела никакого огнестрельного оружия, иначе оно обязательно было бы у кентавров.
Я поднялась, расправила плечи и оглядела всех говорящим взглядом. Мол, посмотрите все на меня, я учитель
И я люблю быть центром внимания. Класс вроде бы подобрался тихий. Я прокашлялась, и дело пошло.
Ветер потоками мрака хлестал по верхушкам крон,
Луна в облаках мелькала, как призрачный галеон.
Дорога змеей серебрилась на лоне пурпурных болот,
И скачет разбойник снова,
Он скачет и скачет снова,
Вот прискакал он снова к таверне и встал у ворот.
Конечно, я знаю, что не умею петь, но также в курсе, что даже в собственном мире считалась чертовски хорошим рассказчиком. Мои ученики любят, когда я декламирую стихи или читаю прозу. Я делаю это по голосам. Как они говорят, клево. Так что я не Лорина Макеннитт с ее завывающими интонациями, но и не стараюсь ею быть. Я не пела, а декламировала балладу со страстью и выражением. На второй строфе слушатели были покорены.
На лоб надвинута шляпа, у горла из кружев пучок.
Камзол — темно-красный бархат. Замша обтянутых ног.
Коричневый плащ ниспадает. Ботфорты. Высокий рост.
Он словно в бриллиантах — мерцает,
И шпага его — мерцает,
И шпага его — мерцает под сводом бриллиантовых звезд.
Я разгуливала вокруг костров, рассказывая трагическую и прекрасную историю разбойника. Публика внимала каждому слову. Кентавры улыбались от удовольствия, когда Бесс, дочка хозяина, вплетала «в черные косы алеющий бант любви». Меня потянуло к Клан-Финтану, когда я рассказывала, как разбойник поцеловал девушку и поклялся вернуться к ней при лунном свете, «хотя бы разверзся ад».
В этом месте я приосанилась, вздернула подбородок, сама превратилась в Бесс, когда красные мундиры привязали девушку к кровати, чтобы устроить ловушку ее возлюбленному. Мои глаза наполнились слезами в том месте, где Бесс доблестно пронзила себе грудь и закричала, предостерегая разбойника. Тут я немного покривила против истины. У Нойеса она стреляет себе в грудь из мушкета, но я подумала, что автор не будет против. Во-первых, он давно умер, во-вторых, как всякий англичанин, отличается сдержанностью и невозмутимостью.
Глаза кентавров округлились, когда они услышали, как разбойник узнал, что любимая погибла, предупреждая его.
Назад, обезумев, он скачет и небу проклятия шлет,
Дорога клубами пылится, направлена шпага вперед.
Кровавые шпоры сверкают, камзол — как вишневый сок.
От шпаги он пал на дороге,
Упал словно пес на дороге,
Лежит он в крови на дороге, у горла из кружев пучок.
Последнюю строфу я начала, стоя в тени между двух костров и размахивая руками, как фокусник, дающий представление сумеречным вечером.
Они тихой ночью шепчут: «Вот ветер шумит среди крон,
Луна в облаках мелькает, как призрачный галеон,
Дорога змеей серебрится на лоне кровавых болот,
Разбойник прискачет снова,
Вот скачет он, скачет снова,
И вот подъезжает снова к таверне, он здесь, у ворот».
Я замолкла, сцепив руки перед собой и глядя через плечо вдаль, будто пребывала в уверенности, что дурацкий призрак разбойника преследовал нас всю дорогу. Публика молчала целую секунду, а затем, слава богу, раздались шумные аплодисменты. Все заговорили разом, обсуждая коварство красных мундиров и благородство Бесс — где бы им найти такую?!
Я вернулась к Клан-Финтану, принимая поздравления воинов, и вновь уселась на бревне.
— Мне понравилась твоя история. Клан-Финтан протянул мне бурдюк, и я с благодарностью сделала глоток вина.
— Спасибо. Это одна из моих любимых.
— Я никогда ее раньше не слышал. — Голос его прозвучал по-другому, выражая скорее задумчивость, чем любопытство
— Да и неудивительно. Я сама ее придумала, — сказала я и скрестила пальцы за спиной.
Я и вправду не хотела плагиата, а потому мысленно извинилась перед покойным мистером Нойесом.
— Кто такие красные мундиры?
— Плохие парни. Это метафора, обозначающая зло. Судя по виду Клан-Финтана, я его не убедила. Мне пришлось переключиться на учительский тон:
— Красный цвет — это кровь. У слова «кровь» отрицательная коннотация, следовательно, красный мундир служит символической аллюзией злого человека или людей. Точно так утренний восход солнца на красном небе символизирует грядущее несчастье. А взгляд налитых кровью глаз — это плохой, злобный взгляд.
— Кто такой король Георг?
— Вымышленный персонаж. — Пальцы вновь сложились крестиком.
— А разбойник — это… — Он умолк, ожидая, что я дам правильный ответ.
— Грабитель, который выходит на дорогу и обирает путников.
Я не отводила взгляда, но все равно не очень преуспела в своих домыслах. Я и в самом деле никогда не умела врать. Преувеличивать — да, это у меня получалось, а вот врать — нет.
— Хм.
Я для себя решила, что у кентавров это означает «сколько же в тебе дерьма», но продолжала вести себя так, словно не наговорила кучу непонятных вещей.
— Ну и трудный же сегодня выдался денек. — Я зевнула и потянулась. — Пожалуй, пойду прикорнуть.
В первое мгновение он никак не отреагировал, просто продолжал на меня странно смотреть, словно пытался соединить отдельные кусочки головоломки. А я вдруг вспомнила, как настойчиво Аланна советовала мне никому не рассказывать, что я — это не я. Как бы ни сумбурно это звучало.
Она мне тогда показалась подавленной и дерганной даже больше, чем было нормой для Сюзанны, но волновалась не на шутку. Скажем прямо, девушка гораздо лучше меня разбиралась в том, что происходит в этом мире. Пришлось признать, что у ее паранойи весьма весомые причины. В то же время она сказала, что я могу доверять Клан-Финтану. Мне оставалось только помалкивать о моем происхождении, пока не появится шанс расспросить Аланну.
Поэтому теперь я смотрела невинным взглядом на своего чересчур любопытного симпатягу мужа и вовсю махала ресницами, потом покосилась на вход в амбар.