«Возлюбленная». Женщина, которую кто-то любит.
Она подумала об истории Адели и Джека и об их тайне. Глядя на картину, она понимала, как много эта история значила для Адели. А тот, благодаря кому она была так изображена, должен был питать к ней глубокую и долгую страсть. Ту страсть, какой большинство людей не испытывают и за всю жизнь. Ту страсть, в которой черпают вдохновение литература, музыка, поэзия — искусство. Зил запечатлел ее на холсте с обескураживающей точностью. Имоджен подумала о реакции, которую вызовет картина, если когда-нибудь явится миру. И почувствовала себя польщенной желанием бабушки передать картину ей. Она, Имоджен, сделает все, чтобы это полотно получило заслуженные признание и славу, каким бы образом это ни произошло.
Уходя из столовой, Имоджен еще раз посмотрела на «Возлюбленную». Что-то еще в ней показалось Имоджен знакомым. Помимо того, что это ее бабушка. Не столько черты лица, сколько чувства, которые пробуждала в Имоджен картина. Она полностью сопереживала женщине, изображенной на полотне, но не понимала почему.
А потом вдруг все стало ясно. Она видела это выражение в своих глазах. В зеркале. После близости с Дэнни.
* * *
За ленчем Джек приободрился, как будто стряпня Петры укрепила его и придала сил. Девушка принесла огромное белое блюдо, заполненное пучками проростков спаржи, перевязанных вместе с ломтиками сырокопченой грудинки, кростини с куриной печенкой, а также сандвичами с начинкой из инжира, фенхеля и салями.
— Не знаю, что буду делать, когда Петра уедет, — сказал Джек, обращаясь к Имоджен. — Она изучает искусство, и в ее распоряжении очень милая комната в обмен на готовку для меня. Но этим летом она заканчивает учиться.
— В колледже найдется множество таких же девушек, как я. Я повешу объявление, — сказала Петра. — И оставлю свои рецепты.
— Они будут не такими, как ты, — настаивал Джек.
— Вы влюбитесь в следующую точно так же, как влюбились в меня через две минуты после ухода Абигайль.
Петра явно знала истинную цену Джеку, но, очевидно, он ей очень нравился.
В качестве основного блюда она подала свиную грудинку с фенхелем, свиная шкурка хрустела, мясо таяло во рту. Пока они ели, Имоджен рассказывала Джеку о своих планах стать консультантом. Он предложил много интересных идей, и Имоджен поняла, насколько он был полезен Адели, когда та начинала. Он щедро делился своими знаниями, не многие на это способны.
— Так чем займется Адель?
— Полностью на покой она не уйдет. Я знаю, что не уйдет. Бабушка всегда будет рядом, если понадобится ее совет. Она слишком любит свою профессию. Да и вообще, на что она станет тратить время, если совсем отойдет от дел?
Имоджен была уверена, что это правда.
Она взглянула на Джека, который смотрел в пространство, неожиданно притихший. Осознав, что за ним наблюдают, он резко повернул голову к Имоджен.
— Знаете, я ее обожал. Она заслуживала гораздо лучшего человека, чем я. Я никогда, никогда не сделал бы ее счастливой. Я слишком поверхностный и тщеславный.
— Не печальтесь, — сказала Имоджен. — Дедушка сделал ее счастливой. Очень счастливой.
Мгновение ей казалось, что она слишком резко ответила этому старому человеку. Его слова, казалось, обожгли ее.
— По-другому, — мягко добавила она. — Уверена, что для нее вы были особенным.
Имоджен не одобряла их поступок, но понимала: страсти не прикажешь. Она сама очень хорошо это знала.
Закончили они сгроппино: каждый получил по бокалу лимонного сорбе с просекко, и после этого Джек очень быстро ослабел. Уснул прямо за столом, голова его стала клониться на грудь.
— Это нормально, — сказала Петра. — Через минуту он встанет и пойдет в постель. — Она забрала у него бокал и мягко потрясла за плечо. — Джек, по-моему, Имоджен собирается уходить.
Он проснулся и поднял на нее взгляд.
— Если вы когда-нибудь полюбите, — сказал он, и глаза его стали яркими, — если вы когда-нибудь полюбите по-настоящему, не уходите. Все, что угодно, только не уходите.
Он встал и вышел из комнаты, не оборачиваясь. Петра принялась убирать со стола.
— Он делается таким, когда устает, — сказала она, сострадательно улыбнувшись. — Позднее он снова приободрится.
Сначала Имоджен не ответила. Слова Джека пронзили ее в самое сердце. Внезапно все обрело смысл и встало на свои места.
— Я должна идти, — только и проговорила она, беря сумочку. — Спасибо за прекрасный ленч.
Она только надеялась, что еще не слишком поздно.
Из окна гостиной Джек смотрел на Имоджен, пока она шла по бульвару к «Чиприани». Он почувствовал в ней внутреннюю силу, равно как и ранимость, и это перенесло его в прошлое. Это было больше пятидесяти лет назад, но осознание того, что он потерял свою истинную любовь, поразило его так же, как в то утро в «Чиприани», когда он проснулся и увидел, что Адель ушла.
Он получил самый жестокий урок за всю свою жизнь. Больше романов у него не было. Моллой оставался верен Розамунде, зная, что как бы старательно он ни искал любовь, он не заполнит пустоту, оставшуюся после потери Адели. И постепенно ему стало достаточно Розамунды, и он научился ценить то, что действительно было важно в жизни: например, их чудесных дочерей, роскошный дом и друзей. Джек стал счастливее, когда избавился от добровольного напряжения, связанного с достижением бессмысленных побед. Пришлось одержать много значившую для него победу, чтобы понять, какая все это тщета.
Джек прошел в комнату, служившую ему кабинетом. Из нее открывался вид на канал позади дома, и если выглянуть из окна, можно было увидеть край острова и чуть дальше — голубую воду лагуны. Вдоль стен шли книжные полки — сотни и сотни книг по искусству: ценная коллекция, многие из томов давно стали раритетами. Здесь он написал свои рецензии, доклады и несколько собственных книг, ни одна из которых не принесла ему больших доходов, но доставила огромное наслаждение.
И сотни писем. Писем, которые он написал, но так никогда и не набрался смелости отослать, все — к одному человеку. Тем не менее он их хранил, потому что они были свидетельством его чувств, напоминанием о каждом охватывавшем его переживании — от надежды и восторга к отчаянию — за те годы, что минули с тех пор, как он и Адель провели свои последние дни вместе на этом острове. Он потому и вернулся на Джудекку после смерти Розамунды, что здесь чувствовал себя ближе к Адели, чем где бы то ни было.
Он услышал громкий перезвон на церкви Святой Марии. Два часа.
Джек вынул из блокнота лист бумаги, взял ручку и начал писать, его прекрасный наклонный почерк четко выделялся на странице. Начал он точно так же, как начинал все другие письма, те, что так и не отослал.
Моя дражайшая, милая Адель!
С каким удовольствием я принял у себя твою чудесную внучку! Не в последнюю очередь потому, что словно бы часть тебя находилась со мной в комнате. У нее твой характер, твоя грация и твои изумительные глаза, глаза, которые я никогда не забывал. Мое последнее воспоминание о тебе — слезы в твоих глазах, когда ты целовала меня ночью перед уходом. Я ничего так не хочу, как еще раз посмотреть в них, чтобы раз и навсегда стереть следы тех слез. Если ты решишься на встречу со мной, это будет иметь для меня огромное значение.