— Я не буду фэйри в твоем гареме. Или в чьем-то еще.
— Так будь со мной, и только со мной, другой возможности нет.
И тут Кинан наклонился и прильнул в поцелуе к ее губам. Словно солнечный свет пролился в нее, тело охватила истома, как после долгого лежания под солнцем на морском берегу.
Айслинн попятилась, уперлась спиной в оконную раму.
— Держись от меня подальше, — сказала она, не сдерживая больше гнева.
И вдруг увидела, что ее кожа светится так же ярко, как у него. Взглянула с ужасом на свои руки. Потерла их, но свечение никуда не делось.
— Не могу. Ты моя — навеки. Рождена, чтобы принадлежать мне.
Он снова шагнул к ней и легонько дунул в лицо — как на одуванчик.
Глаза у нее закатились; все наслаждения, которые дарит человеку лето, слились в одной бесконечной неге. Айслинн без сил прислонилась к грубой кирпичной стене.
— Уходи.
Нащупала в кармане пакетики с солью, выданные Сетом, достала один, разорвала. Едва не промахнулась, но осыпала все-таки Кинана.
Он засмеялся.
— Соль? О, прелесть моя, какая же ты изысканная добыча!
Собравшись с силами, она оттолкнулась от стены. Достала перцовый баллончик — угрозу для любого, у кого есть глаза. Отщелкнула предохранитель и направила свое последнее оружие Кинану в лицо.
— Отважна и прекрасна, — шепнул он благоговейно. — Ты совершенство.
И исчез. Смешался с толпой других невидимых фэйри, бродивших по улице.
Пройдя полквартала, он остановится и прошептал:
— Этот раунд за тобой, но игру я все равно выиграю, моя прекрасная Айслинн.
Его слова она услышала так же ясно, как если бы он по-прежнему стоял рядом.
Дары (их) обычно сопровождаются условиями, каковые умаляют их ценность и становятся порой причиной утрат и несчастий.
Эдвин Сидней Хартленд.
Наука волшебных сказок: Исследования по мифологии фэйри (1891).
Кто явился к ней, Дония поняла сразу. Так барабанить в ее дверь не осмелился бы никто из волшебного народа.
— Игра, значит? — Айслинн ворвалась в дом, как ураган, сверкая глазами. — И ты тоже со мной играешь?
— Нет. Не на том уровне, во всяком случае.
Волк прижал уши и обнажил клыки, приветствуя Айслинн, — так он обычно встречал саму Донию. Почувствовал, несмотря на волны гнева, исходившие от гостьи, что обижать хозяйку она не намерена.
От Айслинн исходило сияние, точь-в-точь как от Кинана, когда он гневался.
— А на каком?
— Я пешка. Не король и не королева, — ответила Дония, пожав плечами.
Гнев Айслинн угас на глазах.
«И переменчива, как он», — подумала Дония.
Закусив губу, Айслинн немного помолчала. Потом спросила:
— Поможет ли одна пешка другой?
— Конечно. Именно это я и делаю.
Радуясь возможности отвернуться от сияния, причинявшего глазам боль, Дония подошла к старому шкафу. Открыла его.
Там, вперемешку с ее повседневной одеждой, хранились наряды, которые она никогда не надевала: бархатные блузы с изумительной вышивкой; кофточки, как будто сшитые из паутины, сплетенной из мерцающих звезд; платья, скроенные из прозрачных шарфов, обнажавшие больше, чем скрывавшие; кожаные наряды на любой девичий вкус.
Дония вынула темно-красную блузку без рукавов. Она принадлежала Лисель, а та надела ее лишь однажды — на бал Солнцестояния, через год после того, как стала зимней девой. «Он плакал, — рассказывала она Доний, — солнечными слезами. Когда увидел то, что потерял навеки».
Хотелось бы Донии быть столь же бессердечной. Но не хватало сил.
Айслинн взглянула на блузку, и глаза ее широко раскрылись.
— Что ты делаешь?
— Помогаю тебе.
Повесив блузку на место, Дония показала Айслинн непонятного назначения металлический ободок, украшенный черными камнями.
Та нахмурилась и отмахнулась от него.
— Это твоя помощь?
— Да.
Дальше в руки Донии попалось то, что вполне подошло бы Айслинн: блузка, перешитая из женской рубашки эпохи Возрождения, ослепительно белая, с огненно-красной шнуровкой на груди.
— Фэйри платят за доверие добром. Я узнала об этом слишком поздно. Ты должна показать Кинану, что не покоришься, не позволишь собой командовать. Действуй как равная ему, а не как подчиненная. Ступай к нему и скажи, что хочешь договориться.
— О чем? — Айслинн взяла блузку, пощупала мягкую хлопковую ткань.
— О перемирии. Он не отступит. Твоя смертная природа не вернется. Вас ждет вечность, и лучше с самого начала не позволять ему диктовать тебе условия. Сбей его с толку — оденься для битвы.
Дония перебрала юбки, несколько нарядных платьев. Все они казались или слишком нарядными, или слишком официальными. Айслинн же нужно было напомнить Кинану, что она не такая, как другие, и не обязана подчиняться его желаниям, поскольку выросла в мире, где женщины имеют право выбора.
— Будь еще настойчивее, чем он. Вызови его к себе. Если замешкается — не жди. Иди к нему сама.
Айслинн, комкая блузку в руках, глядела на нее беспомощно.
— Не знаю, смогу ли я...
— Иначе пропадешь. Ты современная девушка, и это твое главное оружие. Пусти его в ход. Объясни Кинану, что имеешь право на выбор. Ты знаешь, кто он, так потребуй договора. Чтобы и у тебя была какая-то власть.
Дония вынула из шкафа брюки — модные, черные, блестящие — и протянула ей.
— Переоденься. Потом продолжим.
Айслинн взяла их дрожащей рукой.
— Есть ли у меня шанс выиграть?
— Летние девы считают, что они выиграли.
Как ни тошно было это говорить, солгать Дония не могла. Девы были счастливы, поскольку зависимое положение не казалось им бременем.
Айслинн вновь принялась комкать блузку, скручивая ее, как мокрую тряпку.
— Но ведь должен быть какой-то другой выбор? Альтернатива.
Дония помедлила. Потом положила руку на запястье Айслинн и скинула личину, чтобы девушка увидела снегопад в ее глазах.
— Я.
Зимний холод был невыносим для летних фэйри. Но Айслинн, уже ставшая одной из них, взгляда не отвела.
Тогда Дония выпустила холод через кончики пальцев. Рука Айслинн до локтя покрылась инеем, на ней образовались сосульки, которые отломились и со звоном упали на пол.