Энди решил сделать все, чтобы избавить викария от участи, которая постигла его сокамерника. По приказу короля Якова сэру Уолтеру Рэли отрубили голову.
Дальше начиналась каменная винтовая лестница. Ее ступени были так узки, что здесь не смогли бы разойтись два человека. Энди стал бесшумно подниматься, держа перед собой саблю.
Наверху был коридор, а вдоль него — несколько тяжелых деревянных дверей. За какой из них викарий? Как его найти? Не стучаться же в двери. Где-то здесь должен быть охранник с ключами. Энди не зря взял с собой саблю.
Осматривая коридор, он услышал за спиной шаги и позвякивание ключей. Энди поспешно спрятался на лестнице. Оттуда он увидел охранника. Кряжистый мужчина с черной бородой вразвалку шел по коридору. Опустив голову, он выбирал в связке нужный ключ. Энди дождался, пока он поднимет глаза, и, держа саблю плашмя, что было сил ударил его в лицо. Охранник отлетел к каменной стене, ударился затылком и рухнул на пол. Из глубокой раны на лбу хлынула кровь. Несчастный не подавал признаков жизни.
Энди схватил ключи и подбежал к первой двери. Перепробовав несколько ключей, он отпер ее и распахнул настежь. В глубине камеры стояла перепуганная женщина, прикрываясь простыней. Может, это была та самая узница, которую привезли сегодня ночью на барже?
— Простите, что побеспокоил, мэм, — смутившись, пролепетал Энди.
Он бросился к соседней двери. Ее открыл последний ключ, после того как Энди перепробовал всю связку. В комнате было темно. Он несколько раз позвал викария по имени. Ответа не последовало.
«Нужно что-то придумать», — сказал себе Энди. Он выскочил в коридор и глянул на охранника. Тот не шевелился. Энди метнулся к следующей двери.
Когда дверь открылась, он увидел Кристофера Мэтьюза, сидевшего у стола. Перед ним лежала Библия. Энди шагнул в камеру и захлопнул за собой дверь.
— Энди! — поднялся навстречу ему викарий. Он внимательно посмотрел на мокрого юношу, который держал в руках саблю и связку ключей, и сказал:
— Только не это.
— Быстрее! — Энди знал, что им надо спешить.
Мэтьюз сел.
— Энди, что ты делаешь?
— Спасаю вас! Идемте, у нас мало времени!
Викарий не шелохнулся. Он посмотрел на огонь в камине.
— Нет, — сказал он. — Я не пойду с тобой.
Энди на мгновение потерял дар речи.
— Уходи, Энди. Тебе опасно здесь находиться.
— Но они убьют вас!
Викарий молчал.
— Я могу вас спасти!
Много лет спустя, вспоминая эту встречу, Энди понял, что именно эта фраза заставила викария принять окончательное решение. Мэтьюз был слишком мудр, чтобы доверить свое спасение упрямому юнцу.
— Энди, это ты выдал меня епископу Лоду?
От его слов Энди вздрогнул, словно от удара. Он знал, что рано или поздно ему придется отвечать на этот вопрос. Но сейчас он думал только о побеге. Викарий застал его врасплох.
— У нас на это нет времени! — воскликнул он. — Идемте!
Кристофер Мэтьюз поднялся и медленно подошел к нему.
Он явно не собирался бежать. Положив руки на плечи Энди, он сказал:
— Это единственное, на что у нас есть время. Ведь это не ты донес на меня Лоду, верно?
Ответа было не избежать.
— Мне поручили пробраться к вам в кабинет и сравнить ваш почерк с рукописью Джастина. После собрания в доме господина Купера я знал все. Но я не смог рассказать об этом. Я написал епископу, что Джастин — это не вы.
На глазах викария показались слезы.
— Когда на суде тебя назвали одним из моих обвинителей, я был уничтожен. Потом, после нападения на тебя, я понял, что все не так просто. Тем не менее я не мог не задать тебе этот вопрос.
Викарий отвернулся.
— Когда ты сказал епископу Лоду, что Джастин — это не я, ты был прав.
— Вы не Джастин?!
Мэтьюз посмотрел на Энди и покачал головой:
— Нет, я не Джастин.
— Но это невозможно!
Лицо Кристофера Мэтьюза словно осветилось изнутри. Он поднял глаза к небу и произнес:
— Спасибо Тебе, Господь!
Он взял донельзя изумленного Энди за плечо и усадил к столу. Сев поближе к молодому человеку, он тихо сказал:
— Слушай меня внимательно и не перебивай. У нас нет времени. Я должен сказать это именно сейчас. — Он вновь поднял лицо кверху и тихо и медленно произнес: — Благодарю Тебя, Господь. — По щекам викария текли слезы. Взяв юношу за руки, он продолжил: — Энди, я собираюсь открыть тебе кое-что, о чем знают только три человека на свете. Ты станешь четвертым. Джастин — это Нелл.
— Но ваш почерк… Я же видел ваш почерк, — не сдавался Энди.
— Да, это был мой почерк. Я переписывал рукописи Нелл своей рукой, прежде чем отправлять их в типографию. Я хотел защитить ее. Никто, кроме меня, Дженни и Нелл, не знает, кто такой Джастин. Теперь это известно и тебе.
— А Дэвид Купер?
— Дэвид считает, что Джастин — это я.
Энди понял: Кристофер Мэтьюз решил умереть, чтобы защитить свою дочь.
— Но вы все равно можете бежать! — в отчаянии закричал он. — Вы можете поселиться в другом месте под другим именем. Нелл и Дженни переедут к вам. О вашей тайне никто не узнает!
Викарий улыбнулся. Он выглядел спокойным и умиротворенным, что было странно в его положении. Так улыбается отец, беседуя с любимым сыном. Эта улыбка вывела Энди из равновесия. Он, рискуя жизнью, пробрался сюда, чтобы спасти Мэтьюза, а тот держится так, словно они ведут неторопливую послеобеденную беседу.
— Я понял, почему Бог прислал тебя в Эденфорд, — сказал Мэтьюз.
— Меня прислал Лод, а не Бог! — с сердцем крикнул Энди.
— Тебя послал Бог, — мягко, но настойчиво повторил викарий. — И теперь я уверен в этом больше, чем когда-либо. Я понимаю твои чувства. Но ты в опасности и должен бежать, пока тебя не схватили.
— Мы уйдем вместе.
— Нет. То, что случилось со мной, — это воля Божья. Настал час понять, чего Господь хочет от тебя, Энди Морган. Я говорю не о твоих надеждах, желаниях и эгоистических мечтах, а о том, что уготовано тебе Господом.
Мэтьюз поднял Энди со стула и стал потихоньку подталкивать его к двери.
— Но они убьют вас! — закричал Энди.
— Думаю, так тому и быть. «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» [75] .
— Это из Библии?
— Ты должен сам найти это место. Энди, послушай меня. Разгадка в тебе. Господь знал, что так случится. Он послал тебя в Эденфорд с одной целью — защитить Нелл и Дженни, когда меня не станет. Единственное, что не давало мне покоя, — это мысль, что после моей смерти о них будет некому позаботиться. Теперь я знаю — это сделаешь ты. Я вверяю их тебе.