Однако Сиена могла поклясться, что как-то раз, проводя очередные каникулы в Лос-Анджелесе, видела в кабинете отца конверт, подписанный рукой Хантера. Она прекрасно помнила, какими круглыми выходили у друга буквы, а над i приятель ставил даже не точку, а целый кружок.
Сиена хотела выкрасть письмо Хантера, но была остановлена Тарой, помощницей Пита, тощей злой теткой, которая была слепо предана работодателю. Она буквально вырвала конверт из рук Сиены и торопливо заперла его в ящике стола.
Когда девочка спросила о письме у Пита, тот сказал, что не даст ей его прочесть ради собственной безопасности Сиены.
— Что это значит, папа? — шмыгнув носом, спросила она.
— То, что написал тебе Хантер, ужасная гадость. Он сообщает, что отныне не желает общаться с Макмаонами. Сейчас Хантеру семнадцать, ты же знаешь. Думаю, он достаточно взрослый, чтобы с его желаниями приходилось считаться.
— Но ведь он написал «Макмаоны», он не имел в виду меня, — настойчиво сказала Сиена. — Он никогда не отказался бы от меня, я знаю!
— Прости, дорогая, но ты ошибаешься! — рявкнул Пит. — Он отказался от тебя. Хантер решил, что его новая жизнь никак не будет связана с прошлым.
Странно было думать о том, что этот разговор состоялся целых восемь лет назад. С того момента Сиена перестала ждать писем от Хантера. Друзья, которые когда-то были неразлучны, больше не виделись.
— Эх, ну и скукотища! — Патрик сбросил с себя ноги Сиены, встал и потянулся. — Пошли попрыгаем в кукурузу?
— В кукурузу? А как в нее прыгают? — заинтересовалась Сиена, не без удовольствия глядя на высокую крепкую фигуру своего парня. Конечно, для игрока в регби Патрик был немного худощав, но ей нравилась его ленивая кошачья пластика, особенно в постели.
Разумеется, она вовсе не была в него влюблена. Сиена поклялась не влюбляться до тех пор, пока не станет богатой и известной. И по крайней мере до тридцати. Ей хотелось стать счастливой без непосредственного участия мужчин, поэтому сердце никогда не участвовало в ее увлечениях. Патрик мог быть настоящим ангелом, гораздо более опытным и талантливым в постельных играх, но Сиена считала его лишь этапом в жизни, приятным и необременительным дополнением к отдыху.
— Ты никогда не прыгала в кукурузу?! — воскликнула Джейни, хитро прищурившись. Она схватила подругу за руку, заставляя подняться с дивана. — Ты должна это испытать, пошли!
— Эй, да объясните же мне, о чем речь! — хохотала Сиена. — Меня мучает любопытство и страх, что вы принудите меня к какому-то опасному развлечению. Прыжки в кукурузу, это же надо! Небось в Лос-Анджелесе так не развлекаются.
— Если не попробуешь, много потеряешь, честное слово! — воскликнул Патрик со своим забавным британским акцентом.
Это снова напомнило Сиене о Максе Десевиле. Она не видела его так же давно, как и Хантера, и не знала, общаются ли старые друзья до сих пор.
— Пошли, расскажем по дороге, — настаивал Патрик.
Сиена последовала за ним и Джейни во двор, а затем к старому амбару. Ее приятели заговорщицки хихикали и пихали друг друга локтями. Сиена подумала, что, должно быть, здорово иметь настоящую семью, как у Кэшей. Мать и отец Джейни оказались невозмутимыми людьми, которым было совершенно плевать, поступят ли их дети в Оксфорд и станут ли занудными врачами. Родители просто любили своих детей, и все.
Все трое перелезли через забор и с трудом откатили в сторону дверь амбара. Здесь был сеновал и три огромных стога с силосом. Солнце пыталось пробраться внутрь, залезая сквозь пыльные оконца и щелки в бревнах, играло пылинками и грело деревянный пол. Здесь пахло домашними животными и увядшей травой — эти запахи навеки отпечатались в памяти Сиены, как запахи истинной Англии.
Девушка знала, что никогда не смогла бы жить в деревне, следить за скотом, выращивать урожай и ездить в город за покупками. Сотни миль до ближайшей прачечной, до клуба или ресторана — что может быть хуже? Казалось, время застывало в подобных местах, чтобы сохранить дурацкие традиции, которыми почему-то так гордились все англичане.
Впрочем, ругая Англию, Сиена немного кривила душой. Конечно, сердце ее рвалось обратно в Америку, в Голливуд, но спокойные, умиротворяющие английские пейзажи западали в память, запахи будили какие-то ассоциации с детством и газонокосилками, домиком на дереве и теплой водой бассейна.
Когда Сиена занималась с Патриком сексом, ей нравилось представлять себя героиней «Грозового перевала», страстно обнимающей любимого прямо посреди суровой английской природы.
— Шевелись, Сиена! — крикнул Патрик весело, врываясь в амбар, словно мальчишка. — Сюда, быстрее!
Меж тем Джейни уже забиралась по лестнице куда-то под самую крышу, на сеновал. Прямо под ней был еще не убранный стог кукурузного силоса с уже выбитыми зернами.
— Кукуруза уже в ящиках, — пояснил Патрик, подмигнув. — А вот силос остался. Видишь, какой огромный стог? В него-то и нужно прыгать.
Сиена с ужасом взглянула на подругу, которая как раз стояла на краю узкой платформы, прямо над стогом сухих кукурузных стеблей и листьев.
— Боже мой! — испуганно прошептала она. Патрик весело хохотнул.
— Не бойся, это совершенно безопасно. Ты должна попробовать.
Сиена с сомнением посмотрела на Джейни, казавшуюся снизу такой маленькой.
— Я не смогу, ни за что! — пискнула девушка, тряся головой. Черные кудри запрыгали из стороны в сторону. — Я туда не полезу. Нет, приятель, так не пойдет!
— Ты цитируешь деда? — крикнула из-под потолка Джейни. — Очень похоже, прямо удивительно! — Она прикусила язык. Сиена предпочитала не вспоминать о Дьюке, потому что каждое воспоминание отзывалось в сердце еще более сильной болью, чем мысли о Хантере.
Однако сегодня у Сиены было отличное настроение.
— Спасибо, я старалась, — откликнулась она. — Но наверх я все равно не полезу.
— Какая ты все-таки зануда, — поддел Патрик и поцеловал Сиену. Ее губы пахли вишневым бальзамом. — Ведь это совершенно не страшно. Просто лезешь наверх, поворачиваешься и прыгаешь в кукурузные листья. Учти, такое развлечение возможно только одну неделю, после урожая, пока сохнет силос.
— Залезай ко мне! — позвала сверху Джейни.
— Нет, не могу, — сказала Сиена, пятясь назад.
— Да чего ты боишься? — удивился Патрик.
— Ну… на следующей неделе я работаю с Эльзой Моран, — пояснила Сиена. — Что, если я оцарапаю или порежу лицо? Ты же знаешь, как сильно иногда царапается кукуруза. На показе у меня должно быть лицо в стиле сороковых, понимаешь? Если я предстану перед Эльзой с царапинами, мне дадут от ворот поворот.
Эльза Моран, о которой с таким почтением говорила Сиена, была начинающим дизайнером, совсем недавно вдруг оказавшимся на пике моды и привлекшим к себе внимание широкой публики. По сути, Эльза Моран стала событием года на лондонской Неделе высокой моды. К великому удивлению и радости Сиены, Эльза отобрала ее из тысяч претенденток для показа и съемок в модном журнале. Это было первое серьезное предложение, которое получила Сиена, и она с нетерпением ждала предстоящего показа. До этого момента девушку уже приглашали в качестве модели, но это были крохотные агентства, да и за показы платили сущие крохи.