И корабли платили вирманам любовью за их заботу.
Неодушевленная деревяшка? За такие слова на Вирме язык бы вырвали!
– Достопочтенный Брокленд?
Август с удивлением посмотрел на эввира, который воздвигся на пороге его кабинета.
– Да… Чем обязан?
С эввирами он дела вел. Тут главное не хлопать ушами. А так – партнеры они надежные. И плевать, что безбожники. Золото – оно у всех звенит хорошо. Главное об этом пастору не говорить.
– Я прибыл с посланием от ее сиятельства Лилиан Иртон.
– Что?!
Сказать, что Август удивился, это еще мягко. Он впал в шок.
У его скромной, богобоязненной дочери дела с эввирами?! Солнце кошку родило! Не иначе!
Эввир чуть улыбнулся:
– Достопочтенный Август, мое имя Торес Герейн. Я племянник ювелирных дел мастера.
– Хальке…
– Хельке Лейтца. Дядя будет польщен, что вы его помните.
– Ваш дядя славится как искусный ювелир. Где он сейчас?
– В Альтвере.
– Захолустье…
– Вы же знаете, скромному мастеру лучше быть подальше от сильных мира сего.
Август тоже улыбнулся. Ну да. Особенно если ты ювелир не из последних. Эввир. И не имеешь никакого желания отдавать свои творения за бесценок или за долговые расписки. Или и то и другое. А это и ждало бы Хельке в столице.
Но ювелир был умен. Он быстро сделал себе имя и уехал, не дожидаясь неприятностей. Как оказалось, в глушь.
Но…
– И что же за дела у вашего дяди с моей дочерью?
– Господин барон, ваша дочь приезжала на ярмарку в Альтвер. И познакомилась с моим дядюшкой. Он был искренне восхищен незаурядным умом и талантами ее сиятельства. И они стали компаньонами.
– С Лилиан?!
– С ее сиятельством графиней Иртон.
Август молча хлопал глазами. А что тут скажешь?
Он сговорил дочку за графа Иртона сразу же после смерти его второй жены. Потом у графа умер отец, они выждали положенный срок траура, и брак был заключен. Август знал, что неплохо пристроил свою дочку. Но…
Да, Лилю он любил. Обожал. Готов был для чадушка звезду с неба достать. И искренне списывал ее истерики и вопли на извечное «ребенок растет без матери… ей не хватает любви и внимания».
Да и видел он дочурку не так часто, будучи занят по уши делами верфи и торговлей.
Но! В мыслях у дочери были дом, семья, Альдонай. Все.
Какие там таланты? Божественная вышивка, что ли?
Или молитвы? Ага, да Лилиан и разговаривать с эввиром не стала бы. Ибо безбожник.
И…. какую ярмарку? Она же беременна!
– И дочка предприняла путешествие в таком деликатном положении? Странно…
– Как мы поняли… да простит меня достопочтенный барон…
Барон нетерпеливым жестом показал, что прощает, ибо почта ходит медленно, и он рад услышать вести о дочери из любых уст. И не считает это неуместным любопытством или сплетнями. Ты будешь рассказывать, гад такой?!
Гад поклонился:
– Как я понял, ее сиятельство потеряла ребенка, и это сильно повлияло на нее.
Гость замолчал, видя что Август осознает новость.
Потеряла ребенка? Бедная доченька. Она так радовалась, когда наконец ее молитвы были услышаны.
– Она здорова?
– Госпожа графиня была в добром здравии на ярмарке. Хотя признавалась дяде, что многое передумала после этой потери. И если бы она не была так равнодушна к нуждам людей, живущих на ее земле, может, Альдонай и не покарал бы ее так сурово.
Август чуть расслабился. Это уже больше походило на его доченьку. Торес, кстати, не врал. Будучи в Альтвере, Лиля обосновывала свою деловую активность именно этом. Вот, Альдонай покарал, теперь буду крутиться, как белка в мясорубке, чтобы он простил и опять благословил.
Не дословно, конечно, но смысл был именно такой.
– Бедная моя девочка. И в чем же заключались ее дела с вашим уважаемым дядей?
Гость верно понял, что пора переходить к делу, и протянул Августу небольшой сверток.
– Здесь то, что они придумали. Прошу вас посмотреть.
Август поднял брови и развернул тонкую кожу, запечатанную личной печатью графини Иртон. Лебедя этого он хорошо знал. Что же, видимо, его дочка отправила ему подарок из Альтвера.
– Она не просила передать письмо?
– Только на словах. Что будет молиться за ваше благополучие.
Побоялась доверять пергаменту? Странно…
В свертке оказались две шкатулки. Одна побольше. Вторая – поменьше.
– Что здесь?
Август начал с той, которая поменьше. И кивнул.
На алом бархате лежали серьги. Небольшие сапфиры в окружении бриллиантов. Очень красивые, тонкие, изящные, великолепной чистоты и огранки, как и все, что выходило из рук Хельке, вот и клеймо.
Клейм было два. Одно из них было знакомо. Второе – обычный крест.
А самым интересным в серьгах была их застежка.
Август попробовал ее пальцем. Застегнул, расстегнул, и так несколько раз.
– Чтобы не потерялась на балах?
– Да, господин барон. И не только на балах.
Идею Август оценил. Да еще как.
За такими серьгами в очередь выстроятся.
– Надеюсь, у вас есть запас товара?
– Несколько образцов. И всегда можно написать дяде. Идею этой застежки подсказала госпожа графиня.
Август почесал затылок:
– А еще?
Гость указал на вторую шкатулку:
– Вот.
«Вот» оказалось серебряным стержнем со странной насадкой на конце и серебряным приспособлением странной формы.
– Что это?
Гостю пришлось продемонстрировать чернильницу-непроливайку, налив туда воды и прокатив по столу.
Август оценил. Уж сколько раз – то свитками заденешь, то одеждой, то еще что…
– А это?
Перо привело его в еще больший восторг. Писать им было определенно удобнее, чем гусиным. Плюс еще работа.
– Это тоже идеи госпожи графини Иртон.
– А исполнение твоего дяди…
– Да, господин барон.
– Просто произведение искусства.
– Дядя сказал, что такие можно выпускать нескольких видов. Для господ дворян золотые и серебряные, с гравировкой, с камнями… И попроще, из меди или бронзы, для всех остальных.
Август кивнул.