Алексу, Нику и Стелле.
Ни один из созданных мной воображаемых миров не сравнится с реальным, который я делю с вами
На один удар по истинным корням зла приходится тысяча охотников обрубать его ветви [1] .
Генри Дэви Торо. Уолден, или Жизнь в лесу
Я почувствовала, как босые ноги погружаются во влажную почву, и попыталась не думать о бесчисленных мертвецах, лежащих в земле подо мной. Мне случалось проходить мимо этого крохотного кладбища, но только днем и никогда – дальше облупившихся железных ворот.
Дорого бы я дала, чтобы сейчас очутиться по другую их сторону.
В лунном свете засеянная травой аккуратная лужайка с рядами щербатых могильных плит казалась тем, чем она по сути являлась: замшелой крышкой исполинского гроба.
Хрустнула ветка, и я торопливо обернулась:
– Элвис?
Я огляделась по сторонам – не мелькнет ли где-нибудь полосатый хвост моего кота.
Элвис никогда не убегал, самое большее – крутился у меня под ногами, когда я открывала дверь. До сегодняшнего вечера. Сегодня он рванул прочь с такой прытью, что я не успела даже прихватить туфли и восемь кварталов гналась за ним босиком, пока наконец не очутилась тут.
До меня донеслись приглушенные голоса, и я застыла, прислушиваясь.
За оградой в бледном свете фонаря прошла девушка в серо-голубом спортивном костюме с эмблемой Джорджтаунского университета. Ее нагнала шумная компания друзей. Спотыкаясь на ходу и смеясь, они скрылись внутри одного из университетских зданий.
Я и забыла, что кладбище располагается в самом сердце кампуса. Я двинулась между неровными рядами надгробий. Фонари скрылись за деревьями, и все вокруг то погружалось во тьму, когда на луну наползало очередное облако, то вновь озарялось призрачным светом.
Краем глаза я заметила, как сбоку мелькнуло что-то белое.
Внутренний голос настойчиво нашептывал, что лучше вернуться домой. Но я, вместо того чтобы прислушаться, принялась в кромешном мраке искать кота между надгробиями.
«Ну же, Элвис. Куда ты запропастился?»
Ничто не пугало меня так, как темнота. Я предпочитала видеть того, кто ко мне приближается, а в темноте могло скрываться что угодно.
«Думай о чем-нибудь другом».
Непрошеные воспоминания нахлынули прежде, чем я успела остановить их…
Лицо матери, склонившейся над моей кроваткой. Я моргаю, пытаясь проснуться. Она прижимает палец к губам, чтобы я не шумела. Мои босые ноги успевают замерзнуть на холодном полу, пока мы идем к шкафу. Мама сдвигает в сторону платья, и в деревянной стенке обнаруживается щель.
– В доме кто-то есть, – шепчет она и отодвигает доску, за которой оказывается небольшая ниша. – Сиди здесь, пока я не вернусь. И чтобы ни звука.
Я протискиваюсь внутрь, и она задвигает панель на место. Никогда раньше я не оказывалась в абсолютной темноте. Я смотрю на то место, где находятся мои руки. Несмотря на то что они прямо у меня перед глазами, я их не вижу.
Я зажмуриваюсь, чтобы только не видеть эту темноту. И тогда меня окружают звуки: скрип ступенек, шум передвигаемой мебели, приглушенные голоса. В голове неотвязно крутится одна мысль: «А вдруг она не вернется?»
Слишком перепуганная, чтобы посмотреть, получится ли у меня выбраться наружу без посторонней помощи, я сижу в своей норе и слушаю собственное прерывистое дыхание, совершенно уверенная в том, что те, кто находится сейчас в доме, тоже его слышат.
В конце концов доска отодвигается и в мое убежище проникает скудный свет. Мама протягивает ко мне руки и говорит, что незваные гости ушли. Она берет меня на руки и уносит в мою комнату, но я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца, и не могу думать ни о чем, кроме непроницаемой тьмы вокруг меня.
Мне было всего пять лет, когда это произошло, но я до сих пор отчетливо помню каждую минуту, проведенную в тесном убежище. Мне вдруг стало нечем дышать. Захотелось поскорее оказаться дома – хоть с котом, хоть без.
Между щербатыми надгробиями прямо передо мной что-то шевельнулось.
– Элвис?
Из-за каменного креста появился темный силуэт.
От неожиданности я вздрогнула и негромко ахнула.
– Прошу прощения. – У меня дрожал голос. – Я ищу своего кота.
Незнакомец ничего не ответил.
На меня вдруг налетел вихрь оглушительных звуков: хруст веток, шелест листвы, собственный бешено скачущий пульс. На память мгновенно пришли все те сотни передач о нераскрытых преступлениях, которые я смотрела с мамой и которые начинались в точности с такой сцены: девушка, стоящая в одиночестве там, где ей не следовало находиться, и не сводящая глаз с парня, который готовится на нее напасть.
Я отступила на шаг назад, и жирная грязь с чмоканьем сомкнулась вокруг моих лодыжек, точно рука, пытающаяся удержать меня на месте.
«Не надо, пожалуйста».
Налетевший порыв ветра взметнул длинные волосы незнакомца и запутался в подоле легкого белого платья.
Платье!
Меня охватило невыразимое облегчение. Это была девушка.
– Вы не видели тут серо-белого сиамского кота? Найду – прибью поганца.
И вновь молчание.
В этот миг луна вышла из-за тучи, и я поняла, что на незнакомке надето вовсе не платье. На ней была ночная рубашка. Кто стал бы разгуливать по кладбищу в ночной рубашке?
Только псих.
Или лунатик.
Я знала, что лунатиков нельзя будить, но оставить ее ночью одну среди могил тоже не могла.
– Эй? Вы меня слышите?
Девушка не шелохнулась и продолжала смотреть на меня, словно могла различить в темноте мои черты. У меня засосало под ложечкой. Я отвела глаза, лишь бы только не видеть этого пугающего выражения. Мой взгляд упал на основание креста.
Девушка была босиком, как и я, только ее ноги не касались земли.
Я заморгала, не желая признавать другую возможность. Наверное, это все игра лунного света и тени. Я взглянула на свои ступни, облепленные грязью, потом перевела взгляд со своих ног на ее.
Они были бледными и девственно чистыми.
Комок белого меха метнулся между нами и бросился в мою сторону.
Элвис.
Я схватила его, пока не сбежал снова. Он зашипел, извернулся и располосовал мою руку когтями. Я выронила его, и он рванул через лужайку к воротам. С бьющимся сердцем я смотрела, как кот протиснулся под ними и был таков.