И снова Аня была в Авонлее — на сей раз с сиянием стипендии Торберна на челе. Все говорили ей, что она ничуть не изменилась, тоном, подразумевавшим, что они удивляются этому и даже немного разочарованы. Авонлея тоже не изменилась. По крайней мере, так показалось Ане сначала. Но в первое воскресенье после своего возвращения, сидя в церкви на скамье Касбертов и обводя взглядом прихожан, она заметила кое-какие перемены и вдруг осознала, что время не стоит на месте даже в Авонлее. С кафедры читал проповедь новый священник. Не одно знакомое лицо навсегда исчезло со скамей. Старый дядюшка Эйб, завершивший свою карьеру предсказателя, миссис Слоан, которой, как можно было надеяться, уже не придется вздыхать, Тимоти Коттон, который, по словам миссис Рейчел Линд, «наконец все-таки сумел умереть, после того как упражнялся в этом двадцать лет», и старый Джошуа Слоан, которого никто не узнал в гробу, так как его бакенбарды были аккуратно подстрижены, — все они спали вечным сном на маленьком кладбище за церковью. А Билли Эндрюс женился на Нетти Блеветт! В то воскресенье они впервые вышли вдвоем. Когда Билли, сияя от гордости и счастья, вел свою молодую жену, в шелках и перьях, к скамье Эндрюсов, Аня опустила глаза, чтобы скрыть заигравшие в них веселые искорки. Она вспомнила ту штормовую ночь во время прошлых рождественских каникул, когда Джейн сделала ей предложение от лица Билли. Он, конечно же, не умер от горя, получив отказ. Интересно, подумала Аня, пришлось ли Джейн и во второй раз делать предложение за него, или он сумел набраться мужества, чтобы самому задать Нетти судьбоносный вопрос. Все семейство Эндрюсов, похоже, разделяло его гордость и радость — от его матери на церковной скамье до Джейн в рядах церковного хора. Джейн отказалась от должности в авонлейской школе и собиралась осенью уехать на Запад.
— Не может найти жениха в Авонлее, вот что, — пренебрежительно заметила миссис Линд. — А говорит, будто хочет поправить здоровье там, на Западе. Что-то я не слышала раньше, чтобы она жаловалась на здоровье.
— Джейн — хорошая девушка, — сказала верная дружбе Аня. — Она никогда не старалась привлечь к себе внимание, как это делали некоторые.
— Да, за мальчиками она не бегала, если ты это хочешь сказать, — соглашалась миссис Рейчел. — Но выйти замуж она хочет не меньше других, вот что я вам скажу. Зачем бы еще ей отправляться на Запад в какой-то захолустный городок, единственное достоинство которого то, что мужчин там полно, а женщин не хватает? Здоровье! Можете не рассказывать!
Но не на Джейн Эндрюс смотрела Аня в тот день в церкви. С удивлением и ужасом вглядывалась она в Руби Джиллис, стоявшую рядом с Джейн в хоре. Что случилось с Руби? Она была, пожалуй, даже еще красивее, чем прежде, но ее голубые глаза казались слишком яркими и блестящими, щеки покрывал нездоровый румянец; к тому же она очень похудела: ее руки, державшие сборник церковных гимнов, в своей хрупкости были почти прозрачными.
— Руби Джиллис больна? — спросила Аня у миссис Линд по пути домой.
— Руби Джиллис умирает от скоротечной чахотки, — с грубоватой прямотой ответила миссис Линд. — Все это знают, кроме нее и ее родных. Они не хотят этого признать. Если ты у них спросишь, так Руби совершенно здорова. Она не может работать в школе, с тех пор как зимой у нее было кровохарканье, но теперь говорит, что осенью опять пойдет преподавать. Подала заявление в школу в Уайт Сендс. В могиле она уже будет, бедняжка, когда начнется учебный год, вот что я вам скажу.
Потрясенная, Аня слушала молча. Руби Джиллис, ее школьная подруга, умирает? Неужели такое возможно? В последние годы они отдалились друг от друга, но старые узы сложившейся в школьные годы дружбы по-прежнему существовали, и Аня почувствовала это, когда печальная новость камнем легла ей на душу. Руби — само очарование, веселье, кокетство! Было невозможно связать мысль о ней с чем-то таким, как смерть. Всего несколько минут назад, выходя из церкви, она радостно и сердечно приветствовала Аню и настойчиво приглашала зайти следующим вечером.
— Во вторник и среду вечером меня не будет дома, — шепнула она с торжеством. — Сначала концерт в Кармоди, а потом вечеринка в Уайт Сендс. За мной заедет Херб Спенсер. Это мой новый воздыхатель. Непременно приходи завтра. Мне до смерти хочется поболтать с тобой. Я хочу услышать все о твоей редмондской жизни.
Руби подразумевала, что хочет рассказать Ане все о своих новых победах. Аня знала это, но обещала прийти. Диана вызвалась сопровождать ее.
— Мне самой давно хотелось повидать Руби, — объясняла она Ане, когда на следующий вечер они вдвоем вышли из Зеленых Мезонинов и направились к дому Джиллисов, — но я была не в силах пойти к ней одна. Это ужасно — слушать, как Руби продолжает все так же трещать без умолку, делая вид, что все с ней в порядке, хотя не может и слова сказать, не закашлявшись. Она отчаянно борется за жизнь, но, говорят, что шансов у нее нет никаких.
Девушки молча шли по красноватой, тускло освещенной закатом дороге. В верхушках высоких деревьев пели вечерние песни малиновки, наполняя золотистый воздух своими ликующими голосами. Серебристые звуки лягушечьих флейт неслись с болот и прудов и звенели над полями, где уже начинали трепетать жизнью семена, откликаясь на пролитые на землю солнечное тепло и дождевую влагу. Воздух был напоен буйным, сладким и живительным ароматом молодых побегов малины. Над безмолвными домиками висела белая дымка, а на берегах ручья голубели звездочки фиалок.
— Какой красивый закат, — сказала Диана. — Смотри, Аня, кажется, что там тоже земля: длинный край лилового облака — берег, а ясное небо вокруг него — золотистый океан.
— Как было бы приятно поплыть туда в волшебной лодочке из лунного света, о которой написал однажды Пол в своем сочинении — помнишь? — отозвалась Аня, очнувшись от занимавших ее мыслей. — Как ты думаешь, Диана, смогли бы мы найти там все наши минувшие дни — наши прежние весны и их цветение? Цветы на клумбах, которые видел там Пол, не те ли это розы, что цвели для нас в прошлом?
— Перестань! — сказала Диана. — Когда ты так говоришь, мне кажется, что мы старухи, у которых все в прошлом.
— У меня именно такое чувство, с тех пор как я услышала о бедной Руби, — вздохнула Аня. — Если правда, что она умирает, то и все остальное, самое печальное, тоже может быть правдой.
— Ты ведь не будешь возражать, если мы на минутку забежим к Илайше Райту? — спросила Диана. — Мама попросила отнести этот горшочек с джемом тетке Атоссе.
— Тетке Атоссе? Кто это?
— Ты не слышала о ней? Это миссис Коутс, вдова Семсона Коутса из Спенсерваля. Она приходится тетей Илайше Райту и моему папе тоже. Ее муж умер прошлой зимой, и она осталась совсем одна и без средств, поэтому Райты взяли ее к себе. Мама считала, что мы должны взять ее в наш дом, но отец решительно воспротивился. Сказал, что жить с теткой Атоссой ни за что не станет.
— Неужели она такая невыносимо противная? — спросила Аня рассеянно.
— Я думаю, ты поймешь, что это за женщина, еще прежде, чем мы сумеем ускользнуть от нее, — заметила Диана многозначительно. — Отец говорит, что лицо у нее, как томагавк, рассекает ветер. Но язык ее еще острее.