— Мы думали, что ты слишком робкая, — заметила Аня.
— Нет-нет, дорогая. Робость не относится к числу разнообразных недостатков (или достоинств) Филиппы Гордон — Фил, для краткости. Зовите меня с самого начала просто Фил. А как вас величать?
— Это Присилла Грант, — сказала Аня, указывая на подругу.
— А это — Аня Ширли, — сказала Присилла, указывая, в свою очередь, на Аню.
— И мы обе с острова Принца Эдуарда, — добавили они хором.
— А я родом из Болинброка в Новой Шотландии, — сказала Филиппа.
— Болинброк! — воскликнула Аня. — Да ведь именно там я родилась.
— Неужели! Ну, значит, ты тоже «синеносая» [16] .
— Нет, — возразила Аня. — Кто-то сказал — кажется, Дэн О'Коннелл [17] , — что если человек родился в конюшне, это не делает его лошадью. Я «островитянка» до мозга костей.
— Ну, все равно мне приятно, что ты родилась в Болинброке. Это делает нас в некотором роде землячками, правда? И я этому рада, потому что, когда я буду поверять тебе мои секреты, мне не будет казаться, что я рассказываю их кому-то чужому. А мне придется кому-то их рассказывать. Я не умею хранить секреты — бесполезно и пытаться. Это худший из моих недостатков — этот, ну и еще нерешительность, как я уже говорила… Поверите ли? Я потратила целых полчаса на то, чтобы решить, какую шляпку надеть, когда шла сюда — сюда, на кладбище! Сначала я склонялась к тому, чтобы надеть коричневую с пером, но как только надела ее, подумала, что эта, розовая, с висячими полями, больше подойдет. Но когда я надела ее и приколола булавкой, коричневая понравилась мне больше. В конце концов положила их рядышком на кровать, закрыла глаза и ткнула шляпной булавкой. Булавка попала в розовую, и поэтому я ее надела. Она мне идет, правда? Скажите мне, что вы думаете о моей внешности.
Услышав это простодушное требование, высказанное наисерьезнейшим тоном, Присилла снова рассмеялась. Но Аня, порывисто сжав руку Филиппы, ответила:
— Мы думаем, что ты самая хорошенькая из всех девушек, каких мы видели в Редмонде сегодня утром.
Изогнутый ротик Филиппы мгновенно растянулся в чарующей несимметричной улыбке, приоткрывшей очень белые мелкие зубки.
— Я и сама так подумала, — прозвучало новое поразительное заявление. — Но мне хотелось, чтобы кто-нибудь поддержал мое мнение. Я не могу разрешить ни одного вопроса — даже относительно собственной внешности. Как только я решу, что я хорошенькая, тут же начинаю страдать оттого, что недостаточно красива. К тому же у меня есть препротивная двоюродная бабушка, которая всегда говорит мне со скорбным вздохом: «Ты была таким очаровательным ребенком. Удивительно, как дети меняются, когда вырастают». Я обожаю теток, но терпеть не могу двоюродных бабушек. Пожалуйста, если вам нетрудно, говорите мне почаще, что я хорошенькая. А я отвечу любезностью на любезность, если хотите — я могу сделать это с чистой совестью.
— Спасибо, — засмеялась Аня, — но мы с Присиллой так твердо убеждены в собственной миловидности, что нам не нужны ничьи уверения на этот счет. Так что можешь не трудиться.
— Ох, вы смеетесь надо мной. Я знаю, вы думаете, что я отвратительно тщеславна, но это не так! Уверяю вас, во мне нет ни капли тщеславия. И сама я никогда не жалею комплиментов другим девушкам, если они их заслуживают. Я так рада, что познакомилась с вами. Я приехала сюда в субботу, и с тех пор умирала от тоски по дому. Ужасное чувство, правда? В Болинброке я заметная особа, а в Кингспорте я никто! Были моменты, когда я всей душой предавалась хандре… Где вы обитаете?
— Дом тридцать восемь по Сент-Джон-стрит.
— Лучше не придумаешь! Я-то ведь прямо за углом — на Уоллес-стрит. Впрочем, мне не нравится мой пансион. Там так мрачно и уныло, а окна моей комнаты выходят на такой кошмарный задний двор. Безобразнейшее место на свете! А что до кошек… все кошки Кингспорта, конечно, не могут собираться там по ночам, но половина их наверняка собирается. Я обожаю кошек, дремлющих на ковриках перед уютными каминами, но кошки в полночь на задних дворах — это совершенно другие животные. Всю первую ночь, которую я провела там, я плакала — и то же самое делали кошки. Видели бы вы мой нос на следующее утро. Как я жалела, что уехала из дома!
— Не пойму, как ты решилась приехать в Редмонд, такая нерешительная, — сказала Присилла, улыбаясь.
— Ах, милочка, честное слово, я и не решалась. Просто отец захотел послать меня сюда. Захотел всей душой — не знаю почему. Ведь смешно даже подумать: это я-то учусь на бакалавра гуманитарных наук, а? Хотя я могу справиться с учебой не хуже других. Ума мне не занимать.
— О! — произнесла Присилла с неопределенной интонацией.
— Да-да. Но это такая тяжелая работа — шевелить мозгами. К тому же бакалавры гуманитарных наук — это такие ученые, достойные, мудрые, серьезные существа… или должны такими быть. Нет-нет, сама я не хотела ехать в Редмонд. Я сделала это только ради отца. Он такой душка. А кроме того, я знала, что если останусь дома, придется выйти замуж. Мама очень этого хотела — и без всяких колебаний. Она очень решительная. Но мне ужасно не хотелось выходить замуж, по крайней мере в ближайшие несколько лет. Я хочу вволю повеселиться, прежде чем остепенюсь окончательно. И если смешно вообразить меня бакалавром, то еще нелепее представить меня почтенной замужней женщиной, правда? Мне всего восемнадцать. Нет, я сделала вывод, что уж лучше поехать в Редмонд, чем выйти замуж. К тому же как я могла решить, за кого выйти?
— Так много было женихов? — засмеялась Аня.
— Куча. Я ужасно нравлюсь молодым людям — правда, правда. Но выбирать надо было из двоих. Остальные были слишком молодые или слишком бедные. Понимаете, я должна выйти замуж за богатого.
— Почему должна?
— Ах, душечка, разве ты можешь представить меня женой бедного человека? Я не умею делать ничегошеньки полезного и очень расточительна. Нет-нет, мой муж должен иметь кучу денег. Поэтому все сводилось к выбору из двоих. Но выбрать из двоих оказалось для меня не легче, чем выбрать из двух сотен. Я отлично знала, что кого бы из них я ни выбрала, всю жизнь буду жалеть, что не выбрала другого.
— И ты… не любила… ни одного из них? — спросила Аня несколько неуверенно. Ей было нелегко заговорить с незнакомым человеком о великой, преображающей жизнь тайне.
— Боже мой, конечно, нет. Я не могу никого полюбить. Я на это не способна. Впрочем, я и не хотела бы полюбить. Полюбить — это значит, как я полагаю, превратиться в совершеннейшую рабу. И это дало бы мужчине такую власть и возможность делать тебе больно. Мне было бы страшно. Нет-нет, Алек и Алонзо — милые мальчики, и оба они так мне нравятся, что я, право же, не знаю, кто из них нравится мне больше. В этом-то вся беда. Алек, конечно, очень красив, а я просто не могла бы выйти замуж за некрасивого мужчину. А еще у него такой хороший ровный характер и прелестные вьющиеся черные волосы. Хотя он, пожалуй, слишком безупречен… Не думаю, что мне понравилось бы иметь безупречного мужа — человека, у которого я никогда не могла бы найти недостатков.