— Зачем врача звать?

— На тебя жаловаться.

— Зови своего врача! Только знай, если меня уволят, то вы грязью зарастете. Никто за такие смешные деньги сюда полы драить не пойдет и дерьмо за бесхозными лежачими выносить. А то вы здесь все только указания давать умеете. Вон та, которая не в коме, в туалет сходила и стала меня звать, чтобы я судно вынесла.

— Так и правильно. Что ж ей, задыхаться, что ли?

— Еще ни одна не задохнулась!

— Но и дышать испражнениями тоже тяжело.

— А может, мне сдохнуть, бегая от одного судна к другому и из одной палаты к другой? Эта ведь, вторая, тоже бесхозная.

— Бабушка у нее есть, — принялась объяснять медсестра. — Никакая она не бесхозная.

— Ну и где ее бабушка? На деревне у дедушки?

— Дозвонились мы до бабушки. Милиция номер ее телефона в мобильном пациентки нашла. Мариной, между прочим, эту девушку зовут.

— Да мне без разницы. Хоть Дуней.

— Это я тебе так сказала, чтобы ты пациентов хоть по именам знала. Или ты по именам знаешь только тех, за которых тебе отдельно приплачивают?

— И что ж эта бабушка к ней не едет? — Степановна проигнорировала вопрос медсестры.

— Старенькая она. Как узнала, что с ее внучкой произошло, так с сердечным приступом слегла. Ее где-то в Подмосковье в больницу положили. Оклемается — приедет. Вот так жизнь распорядилась. Бабушка в одной больнице, а внучка в другой. Бабушка сказала, что кроме нее никого у Марины нет.

— Еще одна голытьба с голой жопой, — с пренебрежением пробурчала Степановна, стуча шваброй по старому деревянному полу.

— Степановна, ну не у всех же деньги есть. А вот тебя, не дай бог, в больницу положат, тебе кто сиделку наймет?

— Типун тебе на язык.

— Ну а ты-то что сама говоришь? С каких пор ты все деньгами меришь? Чисто по-человечески жалко девчонку. Бедная девушка, работала в богатом доме домработницей и стала жертвой грабителей. Тоже чудом осталась жива. Три серьезнейших огнестрельных ранения. Клиническая смерть. Ведь шансов на то, что она выживет, не было вообще. А она выкарабкалась. Врачи до сих пор в шоке. В ней жизнь едва теплилась, а тут раз — и ожила. Ведь ее даже до операционного стола не надеялись довезти, а она еще и несколько операций перенесла. Ты хоть понимаешь, что девушка пережила клиническую смерть? Степановна, ты хоть знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю.

— Ничего ты не знаешь!

— Знаю, — огрызнулась Степановна.

— Это, между прочим, состояние между жизнью и смертью. Оно начинается с момента прекращения деятельности центральной нервной системы, кровообращения и дыхания. Во время клинической смерти любые рефлексы отсутствуют. Клеточный обмен веществ продолжается анаэробным путем. Ведь никто не верил, что она выживет после первой операции. У нее была слишком большая потеря крови, проблемы с сердцем. После операции давление вновь упало до критического уровня. Ей было сделано переливание крови. Даже консилиум врачей пришел к выводу, что полученные ей огнестрельные ранения несовместимы с жизнью. Девчонка выкарабкалась и, дай бог, жить будет. Степановна, радоваться нужно, что смерть не забрала к себе такую молодую и красивую. Ведь врачи ее буквально с того света вытащили.

— Слухи по больнице ходят, что эта девушка сама грабителей в дом пустила, — не могла успокоиться Степановна.

— Откуда у тебя такие факты, Степановна? Это просто слухи.

— А на пустом месте слухи не бывают.

— Тогда, может, расскажешь, откуда тебе все это известно?

— А я слышала, как милиционеры между собой разговаривали. Двое мужчин пришли к лечащему врачу узнать, когда ее допросить можно, а потом в курилке разговаривали. Я недалеко полы мыла. Вот и все подслушала.

— Ах ты, старая бестия! Ну и что ж они там еще говорили?

— А то, что эта девица с одним из грабителей в одном подъезде жила и состояла в близких отношениях. Вот она в дом их и пустила. Можно сказать, что она с ними в сговоре.

— Ой, Степановна, слышишь звон, да не знаешь, где он. Не делай поспешных выводов. Еще толком ничего не известно.

— Я тебе пересказала то, что слышала.

— Если ж она с ними в сговоре была, то какого черта ее расстреляли?

— А пойми ты этих бандюков! Может, они там все между собой переругались. Награбленное не смогли поделить. Мы же не знаем. Так что эта девица может потом очень сильно пожалеть о том, что жива осталась. Как влепят ей хороший срок по самое не хочу. Так, может, еще для нее лежать в земле было бы лучше, чем гнить в тюрьме.

— Степановна, хватит! — повысила голос медсестра. — Утомила уже. Не обвиняй и без того наказанную девчонку раньше времени. Признать человека виновным может только суд. Ты лучше хлорки давай меньше в ведро лей, а то девчонки задохнутся тут раньше времени.

Когда в палате стало тихо, я захотела крикнуть от боли и отчаяния, но не смогла. Просто не было сил. Я очень устала. От всего устала.

Где-то там, в другой больнице, лежала моя бабушка, и я ничем не могла ей помочь. Ничем, ни ей и ни себе.

Глава 2

Вскоре я немного окрепла и смогла подходить к окну. Я смотрела на деревья, на людей, идущих по улице, и смахивала слезы. Голову мне побрили налысо, вся я была перебинтована. К зеркалу я не подходила — я себя ненавидела.

Моя соседка по палате все так же лежала в коме и никак не приходила в себя. Несколько раз приходили из милиции, ее фотографировали и помещали снимки в газете. Но никто из родных не откликался. Да и были ли у нее эти родные? Уж я-то знала, каково жить без родственников.

Когда за окнами хлестал дождь, я слушала, как капли стучат о подоконник. Мне было грустно и очень-очень одиноко. Однажды в палату вошел следователь, которому наконец-то разрешили со мной побеседовать. Несмотря на то, что следователь вполне доброжелательно представился и поздоровался, я сразу почувствовала, что он относится ко мне неважно. Задавал он мне вопросы явно с какой-то подковыркой.

— Я ни в чем не виновата, — сказала я. — Мой знакомый Руслан представился архитектором, и я ему поверила. А почему я не должна верить человеку в такой малости?

Следователь посмотрел на меня с подозрением и промолчал. Он молчал около минуты, но эта минута показалась мне целым часом. И это был недобрый час. Очень тяжело говорить правду человеку, который ведет себя так, будто все, что ты говоришь, ложь. В палате воцарилась какая-то мрачная и напряженная обстановка. В воздухе витало недоверие.

— Ладно, вы сейчас слишком слабы, чтобы рассказать мне настоящую правду, но пока у вас есть время, все же подумайте, что чистосердечное признание поможет вам избежать хотя бы некоторых нежелательных последствий, которые ждут вас впереди.