— Пирог что надо, Малыш, — сказал Льюис, проглотив последнюю крошку.
Глаза Малыша засияли от удовольствия.
— Я так рад, что он вам понравился.
— Хочешь сфотографироваться? — спросила Аня, чувствуя, что никак не годится предлагать деньги этой маленькой щедрой душе. — Если хочешь, Льюис тебя снимет.
— Конечно хочу! — горячо воскликнул Малыш. — И Карло тоже?
— Разумеется, Карло тоже.
Аня красиво расположила обоих на фоне кустов. Малыш стоял, обняв за шею своего большого лохматого друга — и мальчик, и пес, похоже, были одинаково довольны. Льюис сделал снимок, использовав оставшуюся у него последнюю фотопластинку.
— Если выйдет хорошо, пришлю тебе снимок по почте, — пообещал он. — Как написать адрес?
— Мистеру Джеймсу Армстронгу, для передачи Тедди Армстронгу, Гленкоув-роуд, — сказал Малыш. — Вот будет здорово, если что-то придет по почте лично мне! До чего я буду рад! Я не скажу папе ни слова заранее, так что для него это будет замечательный сюрприз.
— Ну, через две-три недели жди посылку, — сказал Льюис, когда они прощались с мальчиком.
Аня вдруг наклонилась и поцеловала загорелое личико. В нем было что-то, тронувшее ее сердце. Мальчик был такой милый… такой мужественный… и без матери!
Дойдя до поворота дорожки, они оглянулись и увидели, что он стоит на каменной оградке вместе со своим псом и машет им рукой.
Разумеется, Ребекка Дью знала все об Армстронгах.
— Жена Джеймса Армстронга умерла пять лет назад. Он так и не оправился после этой утраты. Прежде он не был грубым — довольно приятный мужчина, хотя немного отшельник. Такой уж уродился. Он души не чаял в своей маленькой жене — она была на двадцать лет моложе его. Я слышала, что ее смерть стала для него ужасным ударом. После этого его характер, похоже, совсем изменился. Он стал угрюмым и чудаковатым. Не хочет даже взять служанку. Сам следит за домом и за ребенком. Он много лет жил холостяком, так что опыт у него есть.
— Но для ребенка это не жизнь, — заметила тетушка Четти. — Отец никогда не водит его в церковь или еще куда-нибудь, где он видел бы людей.
— Я слышала, Джеймс боготворит мальчика, — откликнулась тетушка Кейт.
— «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» [35] , — неожиданно процитировала Ребекка Дью.
Прошло почти три недели, прежде чем Льюис нашел время, чтобы проявить фотографии. Он принес их в Шумящие Тополя воскресным вечером, когда в первый раз пришел к ужину. И дом, и Малыш вышли замечательно. Мальчик улыбался с фотографии, по словам Ребекки Дью, «точь-в-точь живой».
— Да он похож на тебя, Льюис! — воскликнула Аня.
— Действительно похож, — согласилась Ребекка Дью, бросив беспристрастный взгляд на снимок. — Как только я увидела это лицо, сразу поняла, что оно мне кого-то напоминает, только не могла догадаться кого.
— Ну да… глаза… лоб… выражение в целом — твои, Льюис! — сказала Аня.
— Не верится, что я когда-то был таким хорошеньким мальчуганом, — пожал плечами Льюис. — У меня где-то есть снимок, сделанный, когда мне было лет семь. Надо будет его поискать и сравнить. Вот бы вы посмеялись, мисс Ширли, если бы увидели! Я там наисерьезнейший ребенок с длинными кудрями и кружевным воротником и стою прямой, как палка. Я думаю, мою голову зажали в одной из тех трехпалых штуковин, какими пользовались раньше фотографы. Если между мной и Малышом действительно есть какое-то внешнее сходство, то это простая случайность. Он не может быть моим родственником. У меня нет никакой родни здесь, на острове… теперь.
— Где ты родился? — поинтересовалась тетушка Кейт.
— В Нью-Брансуике. Отец и мать умерли, когда мне было десять, и я приехал сюда к двою родной сестре отца — я звал ее тетя Ида. Она как вы знаете, тоже умерла — три года назад.
— Джим Армстронг родом из Нью-Брансуика, — вмешалась Ребекка Дью. — Он не настоящий «островитянин», а иначе не был бы таким чудаком. У нас есть свои странности, но мы, по меньшей мере, люди воспитанные.
— Я не уверен, что хотел бы найти родственника в этом любезном мистере Армстронге, — усмехнулся Льюис, с аппетитом принимаясь за коричные гренки. — Но, пожалуй, когда фотография будет доделана и наклеена на картон, я сам отвезу ее на Гленкоув-роуд и попробую кое-что разузнать. Возможно, мы какие-нибудь дальние родственники. Я почти ничего не знаю о родне моей матери — живы ли они еще или нет. Я всегда считал, что нет. Из родственников отца никого не осталось, это я точно знаю.
— Но, если ты отвезешь фотографию сам, не будет ли Малыш немного разочарован? — спросила Аня. — Ведь он лишится волнующего удовольствия получить что-нибудь по почте.
— Я возмещу ему эту потерю. По почте он получит от меня что-нибудь другое.
В следующую субботу после полудня Льюис подъехал к Шумящим Тополям в древней повозке, запряженной еще более древней клячей.
— Мисс Ширли, я еду на Гленкоув-роуд, чтобы отдать фотографию Малышу Армстронгу. Если вы уверены, что от стремительного бега моего рысака у вас не будет замирать сердце, я хотел бы, чтобы вы поехали со мной. Надеюсь, ни одно из колес не отвалится.
— Где же ты нашел эти мощи, Льюис? — спросила Ребекка Дью.
— Не смейтесь над моим лихим скакуном, мисс Дью. Имейте уважение к возрасту. Мистер Бендер одолжил мне кобылу и повозку, с тем чтобы я выполнил его поручение на Долиш-роуд. А на то, чтобы идти пешком туда и обратно, у меня сегодня нет времени.
— Времени! — фыркнула Ребекка Дью. — Да я сходила бы туда и обратно куда быстрее, чем эта животина!
— И принесли бы оттуда мешок картошки для мистера Бендера? Вы удивительная женщина!
Красные щеки Ребекки Дью сделались краснее обычного.
— Нехорошо смеяться над старшими, — с упреком сказала она, а затем, воздавая добром за зло, добавила: — Не хочешь ли съесть несколько пончиков, перед тем как поедете?
Тем не менее, оказавшись на открытой местности, белая кобыла неожиданно развила удивительную тягловую силу. Они трусили по дороге, и Аня посмеивалась про себя. Что сказала бы миссис Гарднер или даже тетя Джеймсина, если бы они видели ее сейчас? Впрочем, ее это мало заботило. Это был чудесный день для поездки через леса и поля, соблюдающие свой прелестный старинный осенний ритуал, а Льюис был замечательным спутником. Никому другому из ее знакомых и в голову не пришло бы пригласить ее проехаться в допотопной бричке Бендера. Но Льюис даже не предполагал, что в таком приглашении есть что-либо странное. Какая разница, как вы путешествуете, если в конце концов доберетесь туда, куда нужно? В каком бы экипаже вы ни ехали, мирные вершины холмов в глубине острова будут такими же голубыми, дороги такими же красными, клены в таком же великолепии осеннего убранства. Льюис был философом и так же равнодушно относился к тому, что люди могли посмеяться над его конем и бричкой, как и к тому, что некоторые из одноклассников называли его «девчонкой», поскольку он платил за стол и жилье тем, что выполнял самую разную работу по дому для своей квартирной хозяйки. Пусть называют! Он все равно осуществит свои замыслы и когда-нибудь сам посмеется над теми, кто сейчас смеется над ним! Может быть, его карманы и пусты, но голова — нет… Ну а пока, в этот прекрасный день, все вокруг казалось настоящей идиллией, и им предстояло снова увидеться с Малышом. О своем намерении заехать к Армстронгам и о цели этого визита они сказали шурину мистера Бендера, когда тот поставил мешок картошки на задок их брички.