«Хотела бы я знать, будут ли у меня еще когда-нибудь две такие же счастливые недели», — думала Элизабет, покидая Зеленые Мезонины. Дорога на станцию была так же красива, как и две недели назад, но видеть ее Элизабет мешали слезы, то и дело застилавшие глаза.
— Никогда бы не поверила, что буду так скучать по какому-нибудь ребенку, — заметила миссис Линд.
Когда маленькая Элизабет вернулась в Ельник, в Зеленые Мезонины на оставшуюся часть лета приехали Кэтрин Брук и ее песик. Кэтрин подала заявление об уходе из Саммерсайдской школы и собиралась осенью начать учебу на годичных секретарских курсах в Редмондском университете. Сделать это посоветовала ей Аня.
— Я знаю, тебе понравится быть секретаршей, а преподавать ты никогда не любила, — сказала Аня, когда они вдвоем сидели однажды вечером в заросшем папоротниками уголке близ клеверища и любовались красотой закатного неба.
— Жизнь должна мне больше, чем заплатила до сих пор, и я намерена взыскать с нее все, что мне причитается, — решительно сказала Кэтрин. — Я чувствую себя гораздо моложе, чем ровно год назад, — добавила она со смехом.
Шумящие Тополя,
переулок Призрака.
8 сентября.
Любимейший!
Лето кончилось — лето, за которое я видела тебя лишь один раз — в те майские выходные. И вот я снова в Шумящих Тополях, начинаю третий — и последний — год работы в Саммерсайдской средней. Мы с Кэтрин замечательно провели время в Зеленых Мезонинах, и мне будет ужасно не хватать ее в этом году. Новая учительница младших классов — веселая маленькая особа, пухлая, румяная и дружелюбная, как щенок, но почему-то, кроме этого, о ней нечего сказать. У нее блестящие, лишенные глубины голубые глаза, в которых не скрыто никакой мысли. Мне она нравится; она всегда будет мне нравиться — ни больше, ни меньше. В ней нечего отбывать. А как много можно было открыть в Кэтрин, стоило только преодолеть ее настороженность.
В Шумящих Тополях все по-старому… нет, не все. Старая рыжая корова покинула этот бренный мир, о чем с грустью сообщила мне Ребекка Дью, когда я спустилась к ужину в понедельник. Вдовы решили больше не обременять себя скотиной, а покупать молоко и сливки у мистера Черри. Это означает, что маленькая Элизабет уже не будет приходить за стаканом парного молока к двери в стене сада. Но миссис Кембл, кажется, примирилась с тем, что девочка посещает нас, когда хочет, так что теперь это неважно.
Надвигается и еще одна перемена. Тетушка Кейт сказала мне, к моему большому огорчению, что они с тетушкой Четти решили расстаться с Васильком, как только найдут для него подходящих новых хозяев. Когда я запротестовала, она объяснила, что они вынуждены сделать это ради мира и спокойствия в доме. Ребекка Дью все лето не переставала жаловаться на него, и похоже, нет другого способа удовлетворить ее, кроме как избавиться от кота. Бедный Василек! Такая крадущаяся, мурлыкающая, мохнатая прелесть!
Завтра суббота, и мне предстоит провести ее, присматривая за близнецами миссис Раймонд, которая едет в Шарлоттаун на похороны какой-то родственницы. Миссис Раймонд — вдова, переехавшая в наш городок прошлой зимой. Ребекка Дью и вдовы из Шумящих Тополей (право же, Саммерсайд на редкость богат вдовами) считают ее «слишком уж тонной» [66] для Саммерсайда, но она оказала нам с Кэтрин поистине неоценимую помощь в подготовке спектаклей нашего драматического клуба. Ну а как известно, долг платежом красен.
Джеральду и Джерадьдине восемь лет — пара ангельского вида детишек, но Ребекка Дью «сделала кислую мину» — если воспользоваться одним из ее собственных выражений, — когда я сказала ей, что собираюсь провести с ними субботу.
— Но я люблю детей, Ребекка.
— Детей — да, но эта парочка — сущие чертенята. Миссис Раймонд против того, чтобы наказывать детей, что бы они ни вытворяли. Она говорит, что хочет, чтобы ее дети вели себя «естественно». Они вводят людей в заблуждение своим невинным видом, но я слышала, что рассказывают о них соседи. Жена священника зашла к ним как-то раз. Миссис Раймонд, конечно, вела медовые речи, но, когда гостья уходила, с лестницы градом посыпались луковицы и одна из них сбила с нее шляпку. «Дети, как правило, ведут себя отвратительно именно тогда, когда нам особенно хочется, чтобы они были хорошими» — вот и все, что сказала об этом миссис Раймонд, вроде как гордясь тем, что они такие необузданные. «Они из Штатов», — говорит, как будто это оправдание!
Ребекка проявляет по отношению к янки такую же нетерпимость, как миссис Линд.
В субботу незадолго до полудня Аня отправилась на тихую окраинную улочку, где в одном из беспорядочно разбросанных вдоль нее домиков — красивом старинном коттедже — жили миссис Раймонд и ее знаменитые близнецы. Миссис Раймонд была готова к отъезду. Одета она была, пожалуй, слишком нарядно для похорон, особенно если принять во внимание разукрашенную цветами шляпу, водруженную на гладкие темные волнистые волосы, но выглядела очаровательно. Восьмилетние близнецы, которые явно унаследовали ее красоту, сидели на лестнице; выражение на их бело-розовых, с тонкими чертами личиках казалось почти херувимским. У них были большие голубые глаза и венчики прелестных пушистых бледно-золотистых волос.
Оба подкупающе сладко улыбнулись, когда мать представила их Ане и сказала им, что дорогая мисс Ширли любезно согласилась прийти и позаботиться о них, пока мама будет на похоронах дорогой тети Эллы, и что, конечна они будут хорошими и не причинят мисс Ширли ни капельки хлопот, правда, любимые?
Любимые серьезно кивнули и ухитрились хотя это казалось невозможным, принять еще более ангельский вид.
Миссис Раймонд увлекла Аню на дорожку, ведущую к воротам.
— Они — все, что у меня есть… теперь, — жалостно сказала она. — Возможно, я немного избаловала их… Я знаю, люди говорят, что это так. Люди всегда знают гораздо лучше, чем вы сами, как вам воспитывать ваших детей; вы замечали это, мисс Ширли? Но я считаю, что ласка всегда лучше, чем шлепок; вы не согласны, мисс Ширли? Я уверена, у вас не будет с ними никаких хлопот. Дети всегда знают, над кем можно подшутить, а над кем нет; вы так не думаете? Эта бедная старая мисс Праути с нашей улицы — я оставила ее однажды с ними, но мои дорогие просто не могли ее выносить. Ну и конечно, они ее в тот день изрядно подразнили — вы ведь знаете, каковы дети. В отместку она разнесла нелепейшие истории о них по всему городку. Но вас они непременно полюбят, и я знаю, они будут сущими ангелами. Конечно, они бойкие, но дети и должны быть бойкими, не правда ли? Так грустно смотреть на детей, у которых запуганный вид, правда? Я люблю, чтобы дети вели себя естественно, а вы? Когда дети слишком хорошие, это кажется неестественным, ведь так? Только не позволяйте им пускать кораблики в ванне и бродить по пруду, хорошо? Я так боюсь, что они простудятся. Их отец умер от воспаления легких.