Конечно, я не единственная из учителей, у кого возникают трудности с учениками. Когда другие учителя присыпают ко мне нарушителей дисциплины (ненавижу это слово!), чтобы я решила, что с ними делать, половина этих нарушителей — Прингли. Но на тех учителей никто не жалуется.
Два дня назад я оставила Джен после уроков, чтобы она выполнила то домашнее задание, которое нарочно не сделала накануне. Через десять минут к школьному зданию подкатил экипаж с Кленового Холма, и в дверях класса появилась мисс Эллен — красиво одетая, сладко улыбающаяся старая леди, в изящных черных кружевных митенках и с тонким орлиным носом, которая выглядела так, словно только что сошла с картинки журнала мод 1840 года. Она просит прощения, что помешала, но нельзя ли ей забрать Джен? Она едет в гости к друзьям в Лоувэйл и обещала привезти с собой Джен. И Джен с торжеством вышла из класса, а я в очередной раз осознала, какие могучие силы противостоят мне.
В моем нынешнем пессимистичном настроении я смотрю на Принглей как на помесь Слоанов с Паями, но в глубине души знаю, что не совсем права. Они могли бы понравиться мне, если бы не были моими врагами. По большей части это искренние, веселые, надежные люди. Даже мисс Эллен могла бы мне понравиться. Мисс Сару я ни разу не видела. Говорят, что уже лет десять она не покидает Кленовый Холм.
— Стала слишком слаба здоровьем… или только думает так, — презрительно фыркнув, сказала Ребекка Дью. — Но уж ее гордость, конечно, ничуть не пострадала с годами. Все Прингли гордые, но эти две старухи всех превзошли. Послушали бы вы, как они рассказывают о своих предках! Впрочем, их отец, старый капитан Эйбрахам Прингль, действительно был славным человеком. А вот его брат Майром не был таким уж положительным, и поэтому вы не услышите, чтобы Прингли много толковали о нем… Ужасно боюсь, что вам тяжело придется со всей их компанией. Известно, что если они составят о чем-нибудь или о ком-нибудь свое мнение, так никогда его уже не меняют. Но выше голову, мисс Ширли, выше голову!
— Я так хотела бы получить рецепт фунтового пирога мисс Эллен, — вздохнула тетушка Четти. — Она мне его много раз обещала, но так и не дала. Это старый семейный рецепт, вывезенный еще из Англии. Они так и не любят давать чужим свои рецепты.
В безумных, фантастических мечтах я вижу, как вынуждаю мисс Эллен вручить, преклонив колена, рецепт фунтового пирога тетушке Четти, а Джен быть осмотрительной в словах и поступках… На самое досадное — то, что я легко могла бы сама заставить Джен вести себя как следует, если бы весь их клан не поддерживал ее в этих дьявольских кознях.
(Две страницы опущены)
Ваша покорная слуга
Анна Ширли.
Р. S. Так подписывала свои любовные письма бабушка тетушки Четти.
17 октября
Сегодня мы узнали, что прошлой ночью был ограблен один из домов на другом конце городка. Воры забрались в дом и унесли деньги и дюжину серебряных ложек. Ребекка Дью отправилась к мистеру Гамильтону, чтобы узнать, не может ли он одолжить нам своего пса. Она собирается привязать его на заднем крыльце, а мне посоветовала запереть мое колечко на ключ!
Между прочим, я все-таки выяснила, из-за чего она плакала. Как кажется, это была домашняя трагедия. Василек «опять напакостил» в передней, и Ребекка Дью заявила тетушке Кейт, что с Этим Котом нужно что-то делать. Он совершенно извел ее. Это уже третий раз за год, и она знает, что он делает это нарочно. Но тетушка Кейт сказала, что если бы Ребекка Дью всегда выпускала его во двор, когда он мяукает, не было бы никакой опасности, что он «напакостит» в доме.
— Это поистине последняя капля! — воскликнула Ребекка Дью.
А дальше — слезы!
Ситуация с Принглями становится все острее с каждой неделей. Вчера на одной из книг, лежавших на моем столе, было написано что-то очень дерзкое, а Хоумер Прингль, уходя после занятий, крутил сальто вдоль всего прохода между партами. А еще я получила анонимное письмо, полное злобных, гадких выпадов в мой адрес. Но почему-то я не возлагаю на Джен вину ни за надпись на книге, ни за письмо. Хоть она и сущий чертенок, есть вещи, до которых она не унизится… Ребекка Дью в ярости, и я содрогаюсь при мысли о том, что она сделала бы с Принглями, окажись они в ее власти, — жестокости Нерона [10] не пошли бы ни в какое сравнение с этим. И я, по совести говоря, не осуждаю ее, так как бывают моменты, когда я чувствую, что сама могла бы недрогнувшей рукой подать всем Принглям до единого кубок с напитком приготовления Борджиа [11] .
Кажется, я еще не рассказывала тебе о других учителях. Их двое — заместительница директрисы Кэтрин Брук, которая занимается с младшими классами, и Джордж Маккей, отвечающий за приготовительный класс. О Джордже мне почти нечего сказать. Это застенчивый и добродушный двадцатилетний юноша, с легким, приятным шотландским акцентом, наводящим на мысли о горных пастбищах и туманных островах — его дедушка был родом с острова Скай [12] , — и «приготовишки» его очень любят. Насколько я его знаю, он мне нравится. Но боюсь, мне потребуется немало усилий, чтобы полюбить Кэтрин.
Кэтрин — девушка лет двадцати восьми, как я полагаю, хотя выглядит не меньше чем на тридцать пять. Мне говорили, что она питала надежды на повышение, и, вероятно, возмущена тем, что должность директрисы досталась мне — тем более что я значительно моложе ее. Она хорошая учительница — немного властная, — но ее никто не любит. Впрочем, ее это ничуть не огорчает! У нее, похоже, нет ни друзей, ни родных, и она снимает комнату в мрачного вида доме на маленькой и грязной Темпль-стрит. Одевается она очень безвкусно и неряшливо, никогда никуда не выходит и, как говорят, «страшно скупая». Она очень язвительна, и ученики боятся ее колких замечаний. Мне говорили, что ее манера поднимать свои густые черные брови и растягивать слова, обращаясь к детям, приводит их в киселеобразное состояние. Хорошо бы и мне испробовать этот способ на Принглях! Но мне очень не хотелось бы править, как она, при помощи страха. Я хочу, чтобы мои ученики любили меня.
Несмотря на то что ей явно ничего не стоит заставить учеников ходить по струнке, она постоянно присылает некоторых из них ко мне — главным образом, Принглей. Я уверена в том, что это делается нарочно, и с горечью сознаю, что у нее вызывают ликование мои трудности и она была бы рада видеть меня потерпевшей поражение.