— Перри идет в гору, не так ли? У него бульдожья хватка: если уж он во что-то вцепился зубами, ни за что не выпустит. Он разбогатеет, когда мы все еще будем бедны как церковные мыши. Но с другой стороны, мы гонимся за другим золотом — золотом радуги, не правда ли?
Она не хотела задерживаться, ведь он мог бы подумать, будто ей хочется задержаться, «ожидая его внимания, как собачонка с высунутым языком», и она отвернулась — почти невежливо. К тому же он был готов, без всяких сожалений, «в таком случае пригласить Илзи» — словно для него не так уж много значило, с кем он поедет. Однако она по-прежнему ощущала тепло его прикосновения на своей руке. В это мимолетное мгновение, этой короткой лаской, он сделал ее целиком своей, тогда как даже долгие годы супружеской жизни никогда не смогли бы заставить ее почувствовать себя целиком принадлежащей Дину. Она не могла думать ни о чем другом весь день. Она снова и снова переживала тот момент, когда позволила его руке лечь на ее руки. Ей казалось таким нелепым, что все в Молодом Месяце остается по-прежнему и что кузена Джимми тревожат красные паучки на его астрах.
Из-за гвоздя на шрузбурской дороге Эмили на пятнадцать минут опоздала к началу обеда в доме миссис Чидлоу… Прежде чем спуститься из комнаты для гостей, где Эмили оставила шляпу и жакет, она бросила торопливый взгляд в зеркало и отвернулась удовлетворенная. Стрела из горного хрусталя в ее темных волосах — в ее волосах всегда хорошо выглядели драгоценные камни — добавила необходимую ноту блеска ее новому платью из серебристо-зеленых кружев на бледно-голубом шелковом чехле, которое было ей так к лицу. Это платье выбрала для нее в Нью-Йорке мисс Ройал, но тетя Элизабет и тетя Лора смотрели на него косо. Зеленое и голубое — такое странное сочетание! Да еще и такое открытое платье! Но оно удивительно преобразило Эмили, когда она надела его. В старой, темной, освещенной свечами кухне кузен Джимми долго и внимательно смотрел на утонченную, сверкающую юную особу со звездами в глазах и, после того как Эмили уехала, печально сказал тете Лоре:
— Она не наша в этом платье.
— В нем она выглядит как актриса, — ледяным тоном заявила тетя Элизабет.
Эмили не чувствовала себя актрисой, когда сбежала по лестнице дома Чидлоу и через застекленную террасу вышла на широкую открытую веранду, где миссис Чидлоу решила устроить обед. Она чувствовала себя реальной, счастливой, полной жизни и надежд. Тедди будет там, за столом… Они обменяются многозначительным взглядом, она с тайным удовольствием будет незаметно наблюдать за ним, когда он заговорит с кем-то другим, думая при этом только о ней, потом они будут танцевать вместе. Может быть, он скажет ей то, что она так хочет услышать…
Она на секунду задержалась в открытых дверях, остановив мечтательный и нежный, как лиловая дымка, взгляд на открывшейся ее глазам картине… одной из тех, что запоминаются надолго по причине особенного, присущего только им, тонкого очарования.
Стол был накрыт в большой полукруглой нише в углу увитой плющом веранды. За ним на тускло-розовом и блекло-желтом фоне послезакатного неба темнели высокие ели и ломбардские тополя. В просветах между их стволами блестел темный, сапфировый залив. Громадные тени за маленьким островком света, блеск жемчуга на белой шее Илзи… За столом были и другие гости: профессор Робинс из Магилла [48] , с длинным задумчивым лицом, которое делала еще длиннее странная, окладистая борода. Лизетта Чидлоу с круглым, словно созданным для поцелуев, кремовым личиком, круглыми темными глазами и копной темных волос. Джек Гленлейк, красивый и мечтательный. Аннетта Шоу, сонная, золотисто-белая, с притворной улыбкой Моны Лизы. Коренастый маленький Том Халлам с насмешливым, типично ирландским лицом. Эймер Винсент, довольно толстый и начинающий лысеть. По-прежнему обращающийся с красивыми речами к дамам. Как это нелепо, что она когда-то думала, будто он ее принц!.. Важный и серьезный Гас Ранкин, а рядом с ним свободный стул — очевидно, для нее, Элси Борланд, молоденькая и пухленькая, выставляющая напоказ свои хорошенькие ручки в свете свечей. Но взгляд Эмили выхватил из всей этой компании только Тедди и Илзи. Остальные были марионетками.
Тедди и Илзи сидели вместе прямо напротив нее. Тедди ухоженный и элегантный, как всегда. Его черная голова совсем рядом с золотистой головой Илзи. Илзи, великолепное сверкающее существо в бирюзово-голубой тафте, настоящая королева с пеной кружев на высокой груди и с приколотым к плечу серебристо-розовым букетиком. Эмили все еще смотрела на них, когда Илзи, взглянув в лицо Тедди, задала какой-то вопрос… Какой-то очень личный и важный вопрос, что было совершенно ясно по выражению ее лица. Эмили не помнила, чтобы когда-нибудь прежде такое выражение появлялось на лице Илзи. Был в нем какой-то явный вызов. Тедди опустил глаза и ответил ей. Эмили поняла или почувствовала, что в его ответе было слово «любовь». Потом эти двое обменялись долгим сосредоточенным взглядом… во всяком случае Эмили он показался долгим и сосредоточенным. Затем Илзи покраснела и отвернулась. Когда это Илзи краснела прежде? А Тедди вскинул голову и обвел стол глазами, в которых, казалось, было ликование и торжество.
В этот ужасный момент крушения всех иллюзий Эмили вышла в круг яркого света. Ее сердце, несколько мгновений назад такое счастливое и легкое, теперь казалось ей холодным и мертвым. Несмотря на огни и смех, темный холодный вечер подступил к ней совсем близко. Все в жизни вдруг стало казаться отвратительным. Для нее это был обед из одних лишь горьких трав, и она никогда потом не могла вспомнить ни одного слова из того, что говорил ей Гас Ранкин. Она ни разу больше не взглянула на Тедди. Он был, казалось, в чудесном настроении и не прекращал шутливой перепалки с Илзи, в то время как Эмили на протяжении всей трапезы держалась сухо и почти ничего не говорила. Хотя Гас Ранкин рассказал ей все свои любимые истории о незабвенной памяти королеве Виктории, Эмили даже не улыбнулась. Миссис Чидлоу была раздосадована и сожалела о том, что послала машину за такой «темпераментной» гостьей. Разозлилась, должно быть, из-за того, что за столом ее занимает Гас Ранкин, которого пригласили в последнюю минуту, чтобы он заменил Перри Миллера. И смотрит из-за этого как оскорбленная графиня. Однако надо быть с ней полюбезнее. Иначе она может вставить тех, кто ей не понравится, в свою очередную книгу. Все помнят, какую разгромную статью написала она про нашу любительскую постановку!.. В действительности бедная Эмили благодарила всех богов за то, что сидит рядом с разговорчивым Гасом, которому вовсе не нужно, чтобы кто-то ему отвечал.
Танцы доставили Эмили много крайне неприятных минут. Она чувствовала себя как угрюмый призрак среди пирующих, которых она, казалось, вдруг переросла. Один раз ей пришлось танцевать с Тедди, и Тедди, осознавая, что рядом с ним лишь ее стройная серебристо-зеленая фигура, а ее душа удалилась в какую-то высокую недоступную цитадель, не решился пригласить ее во второй раз. Он протанцевал несколько танцев с Илзи, а потом, пока другие танцевали, сидел с ней в саду. Его внимание к Илзи было замечено и вызвало разговоры. Миллисент Чидлоу спросила Эмили, правда ли, что Илзи Бернли и Фредерик Кент помолвлены.