Все это миссис Рэйчел прочувствованно высказала кустам шиповника, обрамлявшим дорогу. Но если бы она могла увидеть ребенка, который в эту минуту терпеливо ждал Мэтью на станции, она пожалела бы его еще больше.

Глава вторая МЭТЬЮ КУТБЕРТ В НЕДОУМЕНИИ

Гнедая кобылка не спеша трусила к станции, до которой было восемь миль. Дорога шла по очень красивой местности. С обеих сторон тянулись аккуратные фермы, иногда дорога ныряла в пихтовый лесок или в низину, где цвели дикие сливы. Воздух был напоен ароматом многочисленных яблоневых садов, и луга уходили вдаль к горизонту, затянутому перламутровой дымкой.

Мэтью пребывал в отличном настроении, которое омрачалось только когда на дороге появлялась женщина, с которой нужно было здороваться, ибо на острове Принца Эдуарда [2] полагалось здороваться со всеми, кого встретишь на дороге, независимо от того, знаком тебе этот человек или нет.

Мэтью боялся женщин — всех, кроме Мариллы и миссис Рэйчел; они казались ему таинственными существами, которые исподтишка над ним посмеиваются. Возможно, так оно и было, потому что выглядел он довольно странно — нескладный сутулый человек с длинными прямыми волосами стального цвета, доходившими ему до плеч, и мягкой рыжей бородой, которую он отрастил в возрасте двадцати лет. Собственно говоря, он и в двадцать выглядел так же, как сейчас, в свои шестьдесят, разве что в бороде тогда не было седых прядей.

Когда Мэтью подъехал к станции, там никакого поезда не оказалось. Он решил, что приехал слишком рано, привязал лошадь во дворе небольшой гостиницы и направился к станционному зданию. На длинной платформе не было ни души, но в конце ее на кучке дранки сидела девочка. Мэтью только и успел отметить, что это девочка, и поскорей прошел мимо, стараясь на нее не смотреть. Если бы он взглянул на нее повнимательнее, то обязательно заметил бы, что вся ее напряженная поза и выражение лица говорят о том, что она кого-то ждет.

Мэтью нашел начальника станции в кассе. Тот явно собирался запереть ее и идти домой ужинать.

— Когда же будет поезд? — спросил Мэтью.

— Поезд уже полчаса как ушел, — ответил начальник станции. — Но для вас там высадили пассажира — девочку лет одиннадцати. Вон она сидит на куче дранки. Я предложил ей пройти в комнату ожидания, но она сказала, что лучше подождет на платформе. «Здесь, — говорит, — больше простора для воображения». Как вам это нравится?

— Я приехал не за девочкой, а за мальчиком. — Мэтью недоуменно уставился на начальника станции. — Его должна была привезти из Новой Шотландии миссис Спенсер.

Начальник станции присвистнул.

— Видно, вышла какая-то ошибка, — сказал он. — Миссис Спенсер сошла с поезда вместе с этой девочкой и передала ее мне с рук на руки. Она сказала, что девочка жила в приюте, а вы и ваша сестра решили ее удочерить и с минуты на минуту за ней приедете. Больше я ничего не знаю. Никаких других приютских сирот я тут не прячу.

— Я ничего не понимаю, — беспомощно проговорил Мэтью. «Хоть бы Марилла была рядом! Пусть бы она и решала, что делать дальше».

— Спросите лучше девочку, — небрежно посоветовал начальник станции. — Может, она вам все объяснит. Язык у нее подвешен будь здоров. Может, у них не оказалось такого мальчика, какой вам нужен. — Он повернулся и зашагал прочь, видно, сильно проголодался.

Мэтью же предстояло сделать то, чего он, пожалуй, боялся больше всего на свете — а именно: подойти к незнакомой девочке-сироте и спросить ее, почему она не мальчик. Он подавил стон, повернулся и медленно побрел по платформе.

Девочка следила за ним с той самой минуты, как только он появился, и сейчас глаза ее были буквально прикованы к нему. Мэтью избегал смотреть в ее сторону, поэтому вряд ли смог бы рассказать, какая она, но посторонний наблюдатель увидел бы девочку лет одиннадцати, одетую в короткое и тесное платье из желтой саржи, со старой соломенной шляпкой на голове, из-под которой на спину спускались две густые рыжие косы. У нее было маленькое белое личико со множеством веснушек, большой рот и большие зеленовато-серые глаза.

Внимательный наблюдатель заметил бы также, что у нее острый подбородок, а глаза полны живости и огня, хорошей формы рот с мягкими нежными губами и высокий лоб. Короче говоря, он обязательно заключил бы, что эта полуребенок-полуженщина, которая вызывала у застенчивого Мэтью столь нелепый страх, представляла собой весьма неординарную натуру.

Но Мэтью не пришлось долго мучиться, собираясь с силами, чтобы заговорить с девочкой. Как только она окончательно решила, что он направляется к ней, она встала, держа в одной руке старомодный потертый саквояж и протягивая ему другую.

— Вы, верно, мистер Мэтью Кутберт из Грингейбла? — спросила она звонким голосом. — Я ужасно рада вас видеть. Мне уже начало казаться, что вы за мной не приедете, и я пыталась представить себе, что же с вами могло случиться. Я решила, что если вы не приедете за мной сегодня, я пойду вон к той старой вишне у поворота дороги, влезу на ветки и проведу там всю ночь. Мне нисколько не будет страшно, а провести лунную ночь на осыпанной белыми цветами вишне так интересно, правда? Можно вообразить, что ты живешь в мраморном дворце. А утром вы бы за мной приехали — в этом я не сомневалась.

Мэтью неловко взял ее маленькую худенькую ручку и тут же решил, как он поступит. Он не будет говорить этому ребенку с сияющими глазами, что произошла ошибка; он привезет ее к себе домой, и пусть это сделает Марилла. Нельзя же, в самом деле, бросить ее на станции, даже если произошла ошибка. Так что все вопросы и объяснения откладываются до возвращения домой.

— Извини, что я опоздал, — смущенно проговорил он. — Пошли. Лошадь я оставил во дворе гостиницы. Давай я понесу твой саквояж.

— Да я и сама его донесу, — весело воскликнула девочка. — Он не тяжелый. Тут поместились все мои пожитки, но весит он не много. И потом его надо уметь носить, а то ручка отваливается. Лучше уж я сама. Это ужасно старый саквояж. Как я рада, что вы приехали, хотя провести ночь на вишне тоже было бы интересно. Нам ведь довольно далеко ехать? Миссис Спенсер сказала, что до вашего дома восемь миль. Это здорово — я так люблю ездить в коляске! Как это замечательно, что я стану жить у вас и буду вашей дочкой! У меня никогда не было папы — все чужие люди. Но хуже всего было в приюте. Я там провела только четыре месяца, но и этого хватило за глаза. Вы, наверное, никогда не жили в сиротском приюте, так что, конечно, не представляете себе, что это такое. Хуже и придумать ничего нельзя. Понимаете, с нами хорошо обращались. Но там так мало простора для воображения! Кругом одни сироты. Конечно, можно представить, что, например, девочка, которая сидит в столовой рядом со мной, на самом деле дочь герцога и что ее в детстве украла у родителей злая нянька, которая потом умерла, не успев рассказать ей правду. Я часто лежала по ночам, придумывая такие истории: днем на это времени не хватало. Наверное, поэтому я такая худая — я ведь ужасно худая, правда? Одни кости и нисколечко мяса. Мне нравится воображать себя такой полненькой девочкой с ямочками на локотках…