Но к вечеру эта сияющая красота как бы притихла и в ней появилась какая-то задумчивость: острые углы сгладились, яркий блеск сменился приглушенными отсветами, белое поле замерзшей бухты окрасилось в серо-розовый цвет, дальние холмы полиловели.
— Как красиво уходит старый год, — заметила Энн. Она, Джильберт и Лесли шли на мыс: капитан Джим пригласил их встретить Новый год на маяке. Солнце село, и на юго-западе засияла золотистая Венера, которая в это время года максимально приближается к своей сестре Земле. Впервые в жизни Энн с Джильбертом увидели бледную таинственную тень, которую отбрасывает эта яркая звезда и которую можно увидеть только на белом снегу, и только углом глаза — если посмотреть на нее прямо, она исчезает.
— Не тень, а призрак тени, правда? — прошептала Энн. — Когда смотришь вперед, чувствуешь, что она идет за тобой по пятам, а когда повернешь голову, ее уже нет.
— Я слышала, что тень Венеры можно увидеть только раз в жизни и это означает, что в следующем году с тобой непременно случится что-то очень хорошее, — сказала Лесли. Но она сказала это жестким голосом: видимо, подумала, что ей тень Венеры ничего хорошего принести не может. Энн загадочно улыбнулась: она-то знала, что ей обещала мистическая тень.
На маяке они застали Маршалла Эллиотта. Поначалу Энн была очень недовольна, что в их тесный кружок вторгся этот длинноволосый эксцентричный чужак. Но Маршалл Эллиотт вскоре доказал, что с полным правом может находиться в обществе людей, знавших Иосифа. Это был начитанный, интеллигентный и остроумный человек, который умел рассказывать интересные истории не хуже капитана Джима. Так что все были весьма рады, когда он согласился дождаться вместе с ними наступления Нового года.
Джо, внучатый племянник капитана Джима, тоже пришел к дедушке встретить Новый год, но не дождался его и заснул на диване, прижавшись к пушистому Старпому.
— Правда, славный парнишка? — глядя на мальчика, умиленно спросил капитан Джим. — Ужасно люблю смотреть на спящих детей, миссис Блайт. Ничего красивее этого нет на свете. Джо очень любит ночевать у меня, потому что я разрешаю ему спать со мной, а дома он спит с двумя братьями. Как-то малыш меня спросил: «Почему мне нельзя спать с папой, дядя Джим? В Библии сын всегда спит с отцом». Ну и вопросики же он задает! Их у него наготове тысячи. «Дядя Джим, если бы я был не я, то кто бы я был?» или: «А что случится, если Бог умрет, дядя Джим?» Это он меня спросил сегодня перед тем, как заснуть. А какое у него воображение! Мать запирает его в шкаф, чтобы он не выдумывал всякие враки. Ну, он посидит в шкафу и сочинит еще какую-нибудь басню, которую рассказывает матери, как только она его выпустит.
Они провели последние часы старого года перед пылающим камином. Капитан Джим рассказывал истории из своей жизни, а Маршалл Эллиотт красивым тенором пел шотландские баллады. Потом моряк снял со стены старую скрипку и начал играть. Играл он неплохо, и всем очень понравилось, кроме Старпома, который при первых звуках скрипки соскочил с дивана как ужаленный, возмущенно завопил и ринулся вверх по лестнице.
— Никак не научу этого кота любить музыку, — засмеялся капитан Джим. — Просто не удержишь в комнате. Когда мы купили орган для церкви, при первых его звуках старый Ричарде вскочил с места и бегом кинулся из церкви. Он так напомнил мне Старпома, что я чуть не расхохотался во время службы.
Капитан Джим так заразительно играл танцевальные мелодии, что Маршалл Эллиотт начали отбивать такт ногами. В молодости он был заправским танцором. Он вскочил и протянул руку Лесли. Та с готовностью встала, и они грациозно закружились по комнате. Лесли танцевала самозабвенно, словно бы отдавшись стихии музыки. Энн смотрела на нее с восхищением, такой она Лесли никогда не видела. В пламенеющих щеках, сияющих глазах и изящных движениях как бы вырвались наружу все богатство, все обаяние, вся глубина ее натуры. Длинная борода и волосы Маршалла Эллиотта не портили картины, а словно бы придавали ей особое очарование. Казалось, викинг из давно ушедших дней танцует с голубоглазой и золотоволосой дочерью Севера.
— Видал я хороших танцоров, но вы всех побили, — заявил капитан Джим, когда смычок наконец выпал из его усталой руки. Запыхавшаяся Лесли со смехом упала в кресло.
— Я обожаю танцевать, — тихо призналась она Энн. — Я не танцевала с шестнадцати лет, но любовь к танцам по-прежнему жива во мне. Музыка бежит по моим венам, как кровь, и я все забываю — все! — с наслаждением сливаясь с ее ритмом. Я не чувствую под собой пола, не вижу над собой крыши — я плыву среди звезд.
Капитан Джим аккуратно повесил скрипку на место, рядом с рамкой, в которой красовались несколько банкнот.
— У вас есть знакомые, которые вешают на стены банкноты вместо картин? — спросил он. — Тут двадцать десятидолларовых банкнот, и они не стоят и рамки, в которую вставлены. Это — деньги, которые в свое время выпускал банк острова Принца Эдуарда. Купюры остались у меня, но банк лопнул, и я вставил их в рамку и повесил на стену, отчасти, чтобы никогда больше не доверять банкам, а отчасти, чтобы чувствовать себя миллионером. Заходи, Старпом, не бойся, музыка и танцы на сегодня кончились. Старый год побудет с нами еще только час. Это — семьдесят седьмой год, который я встречаю, миссис Блайт.
— Ты и сотню встретишь, — вставил Маршалл Эллиотт.
Капитан Джим покачал головой.
— Нет, не встречу — по крайней мере, не хотелось бы. С годами смерть уже не кажется такой страшной. Хотя, конечно, никто не хочет умирать. Возьми хоть старую миссис Уоллес. Всю жизнь с бедняжкой происходили всякие несчастья, она потеряла почти всех близких и родных людей и все время твердит, что будет рада умереть, потому что ей надоела эта юдоль слез. Но стоит ей прихворнуть, какая начинается суматоха! Вызывают докторов из города, нанимают сестру-сиделку, покупают гору лекарств. Может, жизнь и юдоль слез, но некоторым, видно, нравится плакать.
Последний час старого года они провели, тихо сидя перед камином. За несколько минут до двенадцати капитан Джим встал и открыл дверь.
— Надо впустить Новый год, — сказал он.
Ночь была ясной, и они стояли в дверях, ожидая наступление нового года. Часы на полочке пробили двенадцать.
— Здравствуй, Новый год, — поклонился капитан Джим. — Я желаю вам всем, чтобы это был самый счастливый год в вашей жизни. Так или иначе, я уверен, что Всевышний приведет наше судно в добрый порт.
После Нового года зима вступила в свои права. Вокруг маленького домика намело огромные сугробы, мороз нарисовал на окнах узоры из пальмовых листьев. Бухту сковало толстым и прочным льдом, по нему, как всегда зимой, местные жители проложили санный путь, и днем и ночью оттуда доносился веселый звон бубенцов. Залив тоже замерз, и свет маяка больше не мелькал в ночи. Зимой, когда навигация прекращалась, должность капитана Джима становилась чистейшей синекурой.
— Нам со Старпомом теперь до весны будет нечего делать, кроме как дремать у камина. Предыдущий смотритель на зиму переезжал в Глен, но мне больше нравится жить на маяке. В Глене Старпома либо отравят, либо загрызут собаки. Конечно, нам немного одиноко без света маяка и шума прибоя, но если нас будут часто навещать друзья, то кое-как перезимуем.