Рыбы у капитана Джима не оказалось. В это лето он редко ездил рыбачить, а больше сидел у окна, выходящего на бухту, и смотрел вдаль, подперев рукой белую голову. Вот и в этот вечер он несколько минут сидел молча, глядя в окно, потом сказал Энн, кивнув на лиловеющее западное небо:
— Правда, красиво, миссис Блайт? А если бы вы видели сегодня утром восход! Такая красота — просто чудо! Человек не волен выбрать час, когда ему уйти в последнее плавание — приходится ждать команды Главного Капитана. Но если бы у меня был выбор, я хотел бы умереть на восходе солнца… Так или иначе, я надеюсь, что умру легко и быстро. Я не трус, миссис Блайт, мне много раз приходилось смотреть смерти в глаза. Но когда я думаю о затяжной болезни, беспомощности, страданиях, у меня сердце холодеет от ужаса.
— Не говорите о смерти, дорогой капитан Джим, — взмолилась Энн, гладя загорелую руку, которая когда-то была такой сильной, а сейчас совсем ослабела. — Что мы без вас будем делать?
Капитан Джим ласково ей улыбнулся:
— Обойдетесь вы без меня, и все у вас будет хорошо. Но вы ведь не забудете старика, миссис Блайт? Думаю, что не забудете… А о смерти я заговорил потому, что хочу попросить вас об одном одолжении. Речь идет о моем Старпоме… — Капитан Джим протянул руку и погладил теплый оранжевый клубок, лежавший на диване. Старпом пружинисто развернулся, издал довольный горловой звук — нечто среднее между мяуканьем и мурлыканьем, — вытянул лапы, перевернулся на другой бок и опять свернулся клубком. — Вот он будет по мне скучать. Мне не хочется бросать его на произвол судьбы, чтобы он опять голодал, как раньше. Пообещайте мне, миссис Блайт, что приютите Старпома, когда меня не станет.
— Ну конечно!
— Тогда мне больше не о чем волноваться. Безделушки, которые я собрал в плаваньях, я оставляю вашему маленькому Джиму. Только я не хочу видеть слезы в ваших прекрасных глазах, миссис Блайт. Не надо расстраиваться. Может, я еще поживу на этом свете.
— Что пишут из Грингейбла, Энн?
— Ничего особенного, — ответила Энн, складывая письмо Мариллы. — Джейк Доннелл перекрыл им крышу. Он теперь уже настоящий плотник — все-таки выбрал ту профессию, которую хотел. Помнишь, его мать мечтала, чтобы он стал профессором колледжа? Никогда не забуду, как она пришла ко мне в школу и сделала мне выговор за то, что я не называю его Сент-Клером.
— А его сейчас хоть кто-нибудь так зовет?
— По-моему, нет. Он сумел заставить всех забыть это имя. Даже его мать сдалась. Я была уверена, что мальчик с таким упрямым подбородком, как у Джейка, сумеет настоять на своем. Диана пишет, что у Доры появился воздыхатель. Подумать только — она же совсем ребенок!
— Доре семнадцать лет. Когда нам было семнадцать, мы с Чарли Слоуном были влюблены в тебя по уши.
— Ох, Джильберт, видно, мы стареем, если девочка, которой было шесть лет, когда мы считали себя взрослыми, уже обзавелась поклонником. За Дорой ухаживает Ральф Эндрюс — брат Джейн. Я его помню этаким толстеньким карапузом с белесыми волосиками, который был меньше всех в классе. А теперь он, оказывается, высокий и весьма презентабельный молодой человек.
— Дора, наверно, рано выйдет замуж. Она из той же породы, что и Шарлотта Четвертая — ухватится за первого же, кто сделает ей предложение, опасаясь, что вдруг второго не будет.
— Надеюсь, что Ральф окажется смелее своего брата Билли.
— И что у него хватит мужества лично сделать ей предложение, — засмеялся Джильберт. — А скажи, Энн, если бы Билли сделал тебе предложение сам, а не через Джейн, ты бы вышла за него замуж?
— Кто знает, может, и вышла бы, — расхохоталась Энн, вспомнив первое в своей жизни предложение. — В шоковом состоянии. Слава Богу, что он сделал это через доверенное лицо.
— А я вчера получила письмо от Джорджа Мора, — проговорила Лесли с дивана, где она читала книжку.
— Ну и как его дела? — спросила Энн, испытывая одновременно и интерес к судьбе знакомого человека, и какое-то странное чувство, спрашивая о человеке, которого совершенно не знает.
— Он здоров, но ему нелегко приспособиться ко всем переменам, которые произошли у него дома и с его друзьями. Следующей весной он собирается уйти в плаванье. Он пишет, что море у него в крови и он только о нем и мечтает. Но есть в письме одна радостная новость. Когда он уплыл на «Четырех сестрах», он был обручен с девушкой у себя в деревне. В Монреале он мне о ней ничего не говорил, потому что считал, что она его давно забыла и вышла замуж за другого. А для него, сами понимаете, любовь и обручение казались делом совсем недавнего прошлого. И представьте: когда он вернулся домой, оказалось, что она не вышла замуж и все еще его любит. Осенью они поженятся. Я собираюсь пригласить их в гости. Он пишет, что хочет посмотреть на дом, в котором, не сознавая этого, прожил столько лет.
— Как приятно слышать, что ему так повезло, — сказала неизменно романтичная Энн. — И подумать только, — покаянно добавила она, — что если бы мне удалось настоять на своем, Джордж Мор никогда бы не восстал из могилы, в которой была похоронена его личность. Как же я сражалась с Джильбертом! Но я за это сурово наказана: теперь я совсем не смею с ним спорить. Стоит ему напомнить мне о Джордже Море, и я замолкаю.
— Как же, заставишь женщину замолчать! — насмешливо сказал Джильберт. — Да я и не хочу, чтобы ты превратилась в мое эхо, Энн. Жизнь станет слишком пресной. Мне не нужна такая жена, как у Джона Макалистера, которая, что бы он ни сказал, покорно говорит своим скучным голосом: «Ты совершенно прав, дорогой».
Энн и Лесли рассмеялись. Но тут вошла Сьюзен и издала необыкновенно глубокий и скорбный вздох.
— Что случилось, Сьюзен? — спросил Джильберт.
— Сьюзен, что-нибудь с малышом? — в панике подскочила Энн.
— Нет-нет, успокойтесь, миссис доктор, голубушка. Но кое-что действительно случилось. Такая у меня была неудачная неделя — все шло кувырком. Испортила хлеб, сожгла лучшую манишку доктора, разбила большое блюдо. А теперь вдобавок ко всему мне сообщили, что моя сестра Матильда сломала ногу и хочет, чтобы я приехала и пожила с ней.
— Как жалко — то есть как жалко, что с вашей сестрой случилось такое несчастье
Воскликнула Энн.
— Что делать, миссис доктор, голубушка, наша жизнь — юдоль скорби. Но я просто не понимаю, что это нашло на Матильду. У нас в семье никто сроду не ломал ног. Как бы то ни было, она все же моя сестра, и раз ее постигло несчастье, я должна за ней ухаживать. Вы сможете обойтись без меня несколько недель?
— Ну конечно, Сьюзен! Я найму на это время кого-нибудь другого.
— Если вы никого не найдете, я не поеду. Бог с ней, с Матильдой и ее ногой. Никакие ноги не стоят того, чтобы вы волновались, а наш дорогой малыш плакал.
— Нет-нет, Сьюзен, вы должны немедленно ехать к своей сестре. Я найду девушку в рыбацкой деревне. Перебьемся как-нибудь несколько недель.