В тот год ноябрь был пасмурным, дули холодные ветры, и Лощина почти все время была заполнена какой-то мглой — не благородным и таинственным белым туманом, а тем, что Джильберт называл «дрянной унылой сыростью». Детям приходилось играть в основном на чердаке, но зато они подружились с двумя куропатками, которые каждый вечер прилетали на ночевку на большую яблоню, и с пятью ярко раскрашенными сойками, которые являлись на задний двор и с озорным посвистом склевывали хлеб, который им крошили дети. Только сойки были очень жадные и не подпускали к еде других птиц.

В декабре три недели шел снег, и пришла зима. Поля покрылись белой пеленой, на столбы нападали высокие шапки снега, мороз разрисовал стекла прихотливыми узорами, и окна Инглсайда светились в снежных сумерках, обещая приют и отдых всем путникам. В ту зиму в Глене родилось, по мнению Сьюзен, неслыханное количество детей, и, оставляя доктору «кое-что перекусить» в кладовке, она мрачно предсказывала, что он не дотянет до весны.

— Подумать только — у Друков уже девятый! Будто они и так мало наплодили!

— Наверное, миссис Друк так же восхищается своим новорожденным, как мы Риллой, Сью.

— Скажете тоже, миссис доктор, голубушка!

Прошло Рождество, на этот раз не омраченное присутствием тети Марии. Дети находили достаточно развлечений и на улице — выслеживали по свежему снегу кроликов, бегали наперегонки со своими тенями по насту на полях, катались на санках с искрящихся на солнце холмов и опробовали новые коньки на льду пруда. И палевый щенок с черными ушками повсюду носился за Джимом или встречал его радостным визгом, когда он приходил из школы, и спал в ногах у мальчика, и лежал у ног, когда он делал уроки, и сидел рядом, когда Джим обедал, время от времени тычась носом в ногу, чтобы напомнить о себе.

— Мамочка, я просто не знаю, как я жил раньше, когда у меня не было Джипа. Он даже разговаривать умеет, честное слово — глазами.

И вдруг — трагедия! Джип ни с того ни с сего погрустнел, стал вялым и перестал есть, даже отказывался от своих любимых бараньих ребрышек, которые ему предлагала Сьюзен. Послали в Лоубридж за ветеринаром, тот покачал головой и сказал, что пес, по-видимому, подобрал какую-нибудь отраву в лесу. Может, поправится, а может, и нет. Джип неподвижно лежал на своей подстилке, не обращая внимания ни на кого, кроме Джима. Мальчик гладил собаку, а она до самого смертного час виляла хвостиком.

— Мамочка, а это грех — молиться за Джипа?

— Конечно, нет, детка. Молиться за тех, кого мы любим, никогда не грех. Только боюсь, что Джип… очень тяжело болен.

— Мама, неужели он умрет?

Джип умер на следующее утро. Это была первая смерть, с которой столкнулся Джим. Никто не забывает, каково это — смотреть, как умирает любимое существо, даже если это «всего-навсего собачонка». Но так Джипа в омраченном горем Инглсайде не называл никто, даже мисс Бейкер, которая бормотала, вытирая покрасневшие глаза:

— Вот уж не думала, что могу так привязаться к собаке!.. Никогда больше себе этого не позволю. Душа разрывается на части.

Бедный Джим провел ужасную ночь. Как назло, мама с папой уехали с вечера. Уолтер плакал, пока не уснул, и Джим был один… Ему не с кем было поговорить. Милые карие глаза, которые смотрели на него с таким доверием и любовью, остекленели.

— Господи, — молился Джим, — позаботься о моей собачке, которая сегодня умерла. Ты его узнаешь по черным ушкам. Не давай ему скучать по мне…

Джим зарылся головой в подушку, чтобы подавить рыдания. Когда он потушит свет, в окно будет заглядывать черная ночь, а Джипа не будет. Придет холодное зимнее утро, а Джипа не будет. День будет следовать за днем, год за годом, а Джипа не будет никогда. Нет, об этом даже думать невыносимо!

И тут его обняли нежные теплые руки. Все-таки любовь еще осталась на свете, хотя Джипа уже не было.

— Мамочка, мне всегда будет так больно?

— Нет, милый, не всегда. — Энн не сказала сыну, что он скоро забудет Джипа, вернее, что тот останется просто дорогой памятью. — Не всегда, сынуля. Постепенно тебе станет легче… рана заживет… Помнишь, как у тебя зажила обожженная рука, которая поначалу так очень болела?

— Папа сказал, что купит мне другую собаку. Мама, я не хочу другую собаку… я никогда не захочу другую собаку!

— Я понимаю, родной.

Мама все понимает. Ни у кого нет такой мамы, как у него. Джиму хотелось сделать для нее что-нибудь очень приятное, и тут его осенило. Он купит ей жемчужное ожерелье — из тех, что продаются в магазине мистера Флэгга. Он однажды слышал, как мама сказала, что ей ужасно хочется иметь жемчужное ожерелье, а папа ответил:

— Потерпи, девочка. Вот придет в порт наш корабль с сокровищами, и будет у тебя жемчужное ожерелье.

Только вот где взять деньги? Конечно, родители каждый месяц дают ему определенную сумму на карманные расходы, но все эти деньги уходят на нужные вещи, в число которых не входит жемчужное ожерелье. Кроме того, Джиму хотелось самому заработать деньги на ожерелье. Тогда это будет действительно его подарок. У мамы в марте день рождения — осталось всего шесть недель. А ожерелье стоит целых пятьдесят центов!

Глава семнадцатая

Заработать деньги в Глене было нелегко, но Джим был настойчив. Он делал волчки из старых катушек и продавал их товарищам в школе по два цента. Он продал три драгоценных молочных зуба по центу за штуку. Каждую субботу он продавал Берти Друку свою порцию хрустящего пирога. Заработанные деньги он клал в бронзовую копилку, которую Нэнни подарила ему на Рождество. Такая красивая блестящая свинка с щелью на спине, куда бросают монеты. Когда наберется пятьдесят центов, он откроет свинку, повернув ей хвостик, и достанет свое богатство. Наконец, чтобы заработать последние недостающие восемь центов, Джим продал Маку Ризу свою коллекцию птичьих яиц. Ему было очень жаль с ней расставаться — такой коллекции не было ни у кого в Глене, — но день рождения приближался, и деньги требовались срочно. Как только Мак с ним расплатился, Джим бросил восемь центов в щель на спине свинки и долго сидел, глядя на нее с глубоким удовлетворением.

— Покрути ей хвост — посмотрим, откроется ли она, — сказал Мак, который не верил, что свинка откроется. Но Джим отказался — он вынет деньги только когда соберется идти покупать ожерелье.

На следующий день в доме Энн собрались члены Общества помощи миссионерам. Это было памятное собрание. Посреди молитвы, которую читала миссис Тейлор, — а миссис Тейлор считалась замечательной чтицей, — в комнату с отчаянным криком ворвался Джим:

— Мама, моя свинка пропала!

Энн быстро увела его, но миссис Тейлор считала, что ее молитва была безнадежно испорчена, а поскольку она хотела произвести впечатление на приехавшую к ним в гости жену пастора, она много лет не могла простить Джима и отказывалась пользоваться услугами его отца.

Когда собравшиеся разошлись, Энн с детьми обыскали Инглсайд сверху донизу, но копилки нигде не было. Джим, которого сильно отругали за то, что он ворвался на собрание, не помнил себя от горя и никак не мог вспомнить, где и когда он видел свинку в последний раз. Когда позвонили Маку Ризу, он сказал, что он в последний раз видел свинку на комоде в комнате Джима.