— Кажется, вы оба несколько ошеломлены, — заметила мисс Корнелия с насмешливым огоньком в глазах. Теперь, когда трудный момент признания остался позади, она была прежней, уверенной в себе мисс Корнелией. — Вы полагаете, что я слишком молода и неопытна для супружеской жизни?
— Вы знаете… это… это в самом деле довольно поразительная новость, — неуверенно начал Гилберт, пытаясь собраться с мыслями. — Я не раз слышал, как вы говорили, что не вышли бы замуж за лучшего на свете мужчину.
— Я и не выхожу за лучшего на свете, — хладнокровно парировала мисс Корнелия. — Маршалл Эллиот далеко не лучший.
— Вы выходите замуж за Маршалла Эллиота?! — воскликнула Аня, вновь обретая дар речи под воздействием этого второго потрясения.
— Да. Все эти двадцать лет я могла выйти за него в любой момент, если бы хоть пальцем пошевельнула. Но не думаете же вы, что я отправилась бы в церковь с этаким ходячим стогом сена?
— Мы, конечно же, очень рады за вас… и желаем вам всяческого счастья, — сказала Аня, весьма невыразительно и ненадлежащим образом. Она не была готова к такого рода событию. Ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она будет приносить мисс Корнелии поздравления по случаю помолвки.
— Спасибо. Я знаю, что вы рады, — сказала мисс Корнелия. — Вы первые из моих друзей, кому я сообщила об этом.
— Очень жаль, что мы потеряем вас в качестве соседки, — пробормотала Аня, становясь немного печальной и сентиментальной.
— Не потеряете, — заверила мисс Корнелия совершенно несентиментально. — Не думаете же вы, что я согласилась бы жить на той стороне гавани со всеми этими Мак-Алистерами, Эллиотами и Крофордами? «От самомнения Эллиотов, гордости Мак-Алистеров и тщеславия Крофордов спаси нас, Господи!» Маршалл переезжает ко мне. Я до смерти устала от батраков. Этот Джим Хастингс, который работал у меня нынешним летом, явно худший из всех них. Он кого хочешь до замужества доведет. Что бы вы думали? Опрокинул вчера маслобойку и разлил по двору большую лохань сливок. И ничуточки не обеспокоился! Только захохотал по-дурацки и сказал, что сливки земле на пользу. Но чего же еще ожидать от мужчины? Я сказала ему, что не имею обыкновения удобрять мой задний двор сливками.
— Что же, я тоже желаю вам всяческого счастья, мисс Корнелия, — серьезно и торжественно сказал Гилберт, — но, — добавил он, не в силах устоять перед искушением поддразнить мисс Корнелию, несмотря на Анин умоляющий взгляд, — боюсь, пора вашей независимости окончилась. Как вы знаете, Маршалл Эллиот — человек решительный и непреклонный.
— Мне нравятся мужчины, которые способны стоять на своем, — возразила мисс Корнелия. — Эймос Грант, который когда-то ухаживал за мной, был на это не способен. Настоящий флюгер! Прыгнул однажды в пруд, чтобы утопиться, но тут же передумал и выплыл. Чего же еще ждать от мужчины?.. Маршалл твердо проводил бы свою линию и утонул.
— К тому же, как мне говорили, он немного вспыльчив, — не унимался Гилберт.
— Иначе он не был бы Эллиотом. Я рада, что он такой. Будет очень занятно вывести его порой из себя. Как правило, можно многого добиться от вспыльчивого человека, когда приходит час раскаяния. Но абсолютно ничего нельзя сделать с тем, кто неизменно остается безмятежен, — он вызывает досаду и раздражение.
— И вы же знаете, он либерал, мисс Корнелия.
— Да, либерал, — признала мисс Корнелия довольно печально. — И разумеется, нет никакой надежды сделать из него консерватора. Но, по крайней мере, он пресвитерианин. Так что, я полагаю, мне придется утешаться этим.
— Вы вышли бы за него, мисс Корнелия, если бы он был методистом?
— Нет, не вышла бы. Политика — для этого мира, но религия — для обоих.
— И возникает опасность, что вы, мисс Корнелия, возможно, все же будете «relict» [48] .
— Нет. Маршалл переживет меня. Эллиоты живут долго, Брайенты — нет.
— Когда вы поженитесь? — спросила Аня.
— Примерно через месяц. Мое свадебное платье будет из темно-синего шелка. И я хочу спросить вас, Аня, душенька, как вы считаете, можно надеть вуаль с темно-синим платьем? Я всегда думала, что мне было бы приятно надеть вуаль, если бы я когда-нибудь собралась замуж. Маршалл говорит, чтобы я надела, если хочу. Но чего же еще ожидать от мужчины?
— Почему бы не надеть, если это доставит вам удовольствие? — спросила Аня.
— Ну, человек не хочет отличаться от других людей, — сказала мисс Корнелия, не особенно походившая на кого-либо другого на земле. — Как я уже сказала, мне нравится вуаль. Но, может быть, ее не следует надевать ни с каким другим платьем, кроме белого? Пожалуйста, скажите мне, Аня, душенька, что вы на самом деле об этом думаете. Я последую вашему совету.
— Я думаю, что, как правило, вуаль надевают только с белым платьем, — призналась Аня, — но это всего лишь условности, и я согласна с мистером Эллиотом. Я не вижу никаких существенных причин, по которым вам не следовало бы надевать вуаль, если вы этого хотите.
Но мисс Корнелия, которая наносила свои визиты в ситцевых капотах, покачала головой.
— Если не полагается надевать вуаль с синим платьем, я не надену, — сказала она со вздохом сожаления о несбывшейся мечте.
— Раз уж вы твердо намерены выйти замуж, мисс Корнелия, — торжественно обратился к ней Гилберт, — я сообщу вам важнейшие правила обращения с мужем, которые моя бабушка сообщила моей матери, когда та выходила замуж за моего отца.
— Я думаю, что справлюсь с Маршаллом Эллиотом, — спокойно заявила мисс Корнелия. — Но послушаем ваши правила.
— Первое — поймайте его.
— Он пойман. Дальше.
— Второе — хорошо кормите его.
— Чтобы ему хватало пирогов. Что дальше?
— Третье и четвертое — не спускайте с него глаз.
— Я верю вам, — выразительно сказала мисс Корнелия.
В этом августе Анин сад был излюбленным местом пчел и пламенел поздними красными розами. Обитатели маленького домика проводили много времени на воздухе, увлекаясь устройством ужинов-пикников на лужайке за ручьем, и часто сидели там в сумерки, когда мимо в бархатной темноте проплывали огромные ночные бабочки. Однажды вечером Оуэн застал там Лесли одну. Ани и Гилберта не было дома, а Сюзан, возвращения которой ожидали в этот вечер, еще не появилась.
Северное небо было янтарным в вышине и бледно-зеленым над верхушками елей. В воздухе чувствовалась прохлада — август приближался к сентябрю, и Лесли накинула красный шарф поверх своего белого платья. Вдвоем они в молчании бродили по узким, приветливым, теснимым цветами дорожкам. Совсем скоро Оуэну предстояло уехать. Его отпуск почти кончился. Лесли чувствовала, как неистово бьется в груди ее сердце. Она знала, что этому чудесному саду предстоит стать тем местом, где прозвучат признания, которые должны закрепить их, пока еще не выраженное в словах взаимопонимание.