— Ой, расслабься. — Нив презрительно усмехнулась. — Просто капельку, чтобы снять стресс. Что, твоему лучшему корешу можно, а мне, твоей девушке, нельзя?
Она смотрела на Никса, но обращалась к К. А. Никс пытался разобраться в услышанном. Увидев на вечеринке Нив вместе с Бликом, он понял, что дела плохи. Но чтобы Нив стала похваляться этим перед К. А. — это уже чересчур!
— Нив, я уже слез.
Она откинула голову и рассмеялась.
— Да, конечно, мистер Я-ношу-очки-чтобы-год-мыть-посуду. Тим все мне рассказал о том, какой ты торчок. Что-то я не вижу, чтобы у тебя была ломка.
Ундина улыбнулась всем и никому конкретно.
— Это правда, Никс?
Казалось, у Нив какой-то винт соскочил — ее голос взвился, и девушку понесло:
— Господи боже, не пытайся все сваливать на меня, мисс Ходячая Добродетель. Это ты устроила вечеринку и пригласила даже не одного, а двух самых крупных портлендских наркодилеров. И раз ты подала это блюдо, не удивляйся, что твои гости его отведали.
К. А. смотрел на свою подругу так, словно она была инопланетянкой.
— Ты… ты знала про Мотылька? — спросила Ундина, изумленно вскинув брови.
— Да, я знала про Мотылька, — передразнила ее Нив. — И не говори мне, что ты ничего не знала.
Она посмотрела на друзей.
— Тим рассказал мне про него. Он решил, что тот в курсе насчет той вечеринки, и решил выяснить, не смогу ли я выбить из него информацию.
— Кто такой, черт побери, Мотылек? — спросил К. А.
— «Кольцо огня», — фыркнула Нив, пропустив мимо ушей его вопрос. — Кому-то придется сменить рекламное агентство. А «Флейм»? Это какие, с прошлого года? Теперь все знают, что «Флейм» — это отстой.
Ундина встала.
— Пойду принесу воды. Кто-нибудь чего-нибудь хочет? Пива? Немного «пыльцы»? Может, пару доз героина?
Она вышла из комнаты.
После ее ухода Нив умолкла и сидела, вцепившись в выбившуюся нитку на расчетливо изодранных джинсах.
К. А. встал, глядя на подругу.
— Нам лучше уйти. Автобус отправляется завтра в семь утра. Ты готова?
Нив встала, отчасти рассерженная, отчасти смущенная, и подала ему руку притворно-кокетливым жестом.
— Не сердись на меня, — как ребенок, протянула она. — Я очень хорошая девочка, правда-правда. Я просто играю, как и все.
К. А. открыл рот и тут же закрыл его. Потом повернулся к Никсу:
— Ну что, поговоришь с Джейкобом?
Никс бросил взгляд на Ундину, которая стояла в дверях кухни с озабоченно-нахмуренным лицом. Потом посмотрел на Нив. Ему не хотелось встречаться с Джейкобом, не хотелось снова видеть сияние, но он знал, что Нив попала в беду и единственной ее надеждой был Джейкоб. Он пожалел, что К. А. не мог позаботиться об этом сам, как он делал всегда, но даже если бы К. А. и не уезжал в свой лагерь, Джейкоб никогда не поверит всему этому из уст К. А. Никс был безработным бродягой, халтурщиком, «наркоманом». Он возьмет вину на себя, и, наверное, ему придется уехать из Портленда, но, по крайней мере, Джейкоб сможет изолировать дочь от Блика. Мотылек, разумеется, был проблемой номер два.
— Да, чувак, я поговорю с ним.
Когда К. А. в сопровождении Нив подошел к дверям, нельзя было сказать наверняка, то ли это он удерживал ее руку, то ли она вцепилась в него.
* * *
Но говорить с Джейкобом Никсу не пришлось.
Когда на следующий день он пришел в пиццерию, Леон — самопровозглашенный лучший пекарь Портленда — рассказал ему, что Клоузы уехали этим утром отдохнуть на побережье. Леон, нестареющий хиппи с сальными волосами, знал Джейкоба «с самого Альтамонта, [35] чувак». Джейкоб поведал ему, что основной причиной «отдыха» было его намерение увезти Нив подальше от Тима Бликера, тем более что «шкаф» уехал из города на неделю. Никс понял, что под «шкафом» Леон имеет в виду К. А.
— Слушай, чувак, расслабься. Зачем он тебе так срочно понадобился? Ты что, обрюхатил колбасную принцессу?
Вид Леона сразу рассеивал любые сомнения в том, стоит ли бросать наркотики. Закашлявшись, он протянул Никсу раскуренный косяк и вопросительно поднял брови, но тот покачал головой.
— Ну, не хочешь, как хочешь, чувак. — Леон выпустил струйку дыма через сухие губы. — Но это лучше, чем та дрянь, которой закидываешься ты.
Позднее в тот же день Нив тайком позвонила Ундине. Та едва не пропустила звонок, потому что не узнала определившегося номера.
— Я звоню с гребаного платного телефона, — заявила Нив, радостная и взбешенная одновременно. — Мы на автозаправке, на полпути между каким-то глухим городишкой и чертовой гостиницей. Я ненавижу мелкие гостиницы. Все эти кружавчики! А мой папаша-неудачник конфисковал у меня сотовый. Говорит, нам нужно время для «укрепления семейных отношений», но я знаю: он не хочет, чтобы я звонила Блику.
Ундина выдохнула.
— Никс сказал, что копы уже сели Блику на хвост.
— Да, — проворковала Нив едва ли не мечтательным тоном, и это очень не понравилось Ундине.
— Нив, — самым своим строгим голосом заговорила она. — Тим Бликер — ничтожество. Его надо избегать, дорогая моя. Надо из-бе-гать.
Нив рассмеялась, легко и звонко.
— Ой, он словно заблудившийся щенок, слоняется вокруг «Крака» и ко всем пристает с вопросами, где будет проходить «Кольцо огня». Ему просто нужен кто-нибудь, чтобы вывести его порезвиться.
— Все, что он хочет, — это толкнуть «пыльцу» тысячам экзальтированных фанатов «Флейма».
Теперь на линии воцарилась тишина, а потом Нив что-то прошептала.
— Что ты сказала?
— И меня, — повторила тихо Нив. — Еще он хочет меня. — И затем раздраженно, громко: — Господи, папа, отойди! Это просто Ундина. Пора бежать, солнце, — сказала она в трубку. — Люблю тебя.
Теперь, когда Нив и К. А. уехали, а Моргана уклонялась от общения, Никс и Ундина оказались целиком предоставлены сами себе. Фил д'Амичи взял Никса в свой магазин на Бернсайд-стрит складским работником, так что в ожидании праздника солнцестояния Никс проводил там целые дни и возвращался домой поздно, когда Ундина уже находилась в постели. Никс, конечно, всегда был одиночкой, но Ундину поражало то, как изменилась она сама. Она всегда была популярна: входя в комнату, полную незнакомцев, она выходила, обзаведясь новой кучей приятелей. Всего несколько недель назад ей приходилось отключать телефон, чтобы звонил не так часто. Теперь, когда телефон звонил — что случалось гораздо реже, — она отвечала, только если это были Ральф или Триш, а мысль пригласить кого-нибудь испить чашечку кофейку, или побродить по магазинам, или посмотреть кино даже не приходила ей в голову. Всем этим занималась раньше какая-то другая девушка, которую тоже звали Ундина, но это была не она. Нынешняя Ундина была домоседкой, занималась уборкой, стряпней — хотя прежде не делала ничего сложнее лапши быстрого приготовления — и проводила долгие часы, ухаживая за клумбами Триш. Садоводство было страстью матери, но Ундина прежде совсем этим не интересовалась. Повсюду в доме валялись журналы и пособия по садоводству, а также разные совочки и грабли, но их она не замечала. Она просто бродила по саду, становилась на колени и голыми руками возилась в земле: тут листик сорвет, там веточку. Она шептала свернувшемуся листочку: «Расти» — и под присмотром Ундины сад Мейсонов начал бурно цвести. Казалось, все растения распускались одновременно, и это почти пугало. Даже когда уходило солнце, цветы не вяли, не жухли и даже не закрывались, и Ундина знала: это потому, что она следит за ними. Однажды ночью, когда Никс еще не вернулся из магазина, она подошла к окну и увидела, как целая армия роз, пионов, ирисов и астр разом повернулась к ней. Потом по ним прошелся ветерок, и они словно поклонились. Ундина почувствовала себя какой-то королевой цветов; она бы рассмеялась, если бы ей не было так жутко.